Он опасен, он подошел слишком близко — вот все, о чем я могла Думать в тот момент. Хотя откуда бы отцу Реми знать, что лежит у меня на сердце, запертое и похороненное до определенного дня? Откуда ему знать о содержимом секретной шкатулки? Если мне нужно будет обмануть этого священника, я его обману, если станет необходимо устранить его — я немедленно это сделаю. Всего лишь пересказать папеньке тайную беседу отца Реми и мачехи, и ноги его не будет в доме, чтоб соблазны не одолевали.

— Вот выйду замуж и узнаю, чего Господь от меня хотел, — сказала я.

Дождь сыпался на нас, равнодушный ко всему.

— Может, лучше бы вам замуж и не выходить.

— Вы это уже говорили. Меня вы не остановите.

— Чего вы хотите на самом деле, Мари-Маргарита? — тихо спросил отец Реми. — Свободы, не так ли? Вы ведь солгали мне, вы намерены ее обрести в браке, вам без свободы не жить. Виконт так дорог вам, что способен освободить вас?

— Да, — сказала я, — виконт меня освободит. — Голос мой окреп, уверенность возвратилась. — Я буду свободна с ним, и на то воля Господа. И счастлива буду. Как жаль, что Мишелю нет места рядом со мной, а мне так хотелось бы, чтобы было. Но это я переживу. Совсем немного, и я буду счастлива. Реми, понимаете, что меня ждет?

— Почему вы назвали меня только по имени? — спросил он.

Мы стояли, молчали. Затем я подняла руку и коснулась его подбородка, как он вчера касался моего.

— Так вы сейчас в своем человеческом обличье, — объяснила я. — Никаких Божьих символов на вас, никаких сковывающих одежд. Вы даже не шут нынче, не Доктор Грациано, вы просто Реми. Две звучащие ноты. И только. Я привыкла говорить с вами, обращаясь будто бы к святому престолу, а сейчас я вас увидела.

Он взял мою руку и сжал пальцы.

— С вами мои дни стали одухотворенными, Маргарита. Вы жемчужина, упавшая мне в руки, кажется, скоро я начну благодарить Господа за вас.

— Теперь я не понимаю, что вы такое говорите, — тихо произнесла я, чувствуя только, как он стискивает мои пальцы, и видя его ясный, незапертый взгляд.

— Раз вы сказали, что сейчас я стою пред вами — человек, и только, — так и я скажу. Свобода, о которой вы мечтаете, существует. И это не жизнь в любви Божьей, это жизнь в иной любви, хотя она и идет от Господа, но в первую очередь принадлежит людям на земле. Это любовь к другому человеку, всепоглощающая, настоящая, страстная и страшная, нежная и оберегающая. Тысяча оттенков у такой любви, а я человек простой, я слов таких не ведаю и оттого, может, плохо объясню. Я знаю о ней, потому что когда-то любил сам. Те времена давно прошли, однако любовь человеческую я узнать способен. Найдите такого человека, если его нет у вас, найдите и любите, обретите его любовь в ответ — и мир станет для вас свободным, и ничего невозможного не останется.

Я сжимала губы, прикусив их, рот наполнялся горькой слюной. Отец Реми вынимал слова у меня из головы — старые, давно забытые мысли. Я хранила их запертыми вместе с другими моими ценностями в секретной шкатулке вот уже четыре года и не думала, что соберусь когда-нибудь отпереть ее. Когда-то я думала так, как он теперь говорит, и мечтала о любви как о свободе вдвоем, теперь это невозможно.