— Это простуда? — спросила я напрямик.

Я стояла напротив врача и смотрела на него пристально, чтобы смутить. Чтоб он наконец бросил паясничать и занялся делом.

— Погода нынче холодная, неудивительно, что мальчик заболел, — туманно высказался мэтр Батиффоль.

Его лысина блестела, улыбка обнажала желтоватые зубы.

— Всего лишь простуда? — настаивала я. — Или нечто более серьезное?

— Гм, гм. Пока сказать с уверенностью нельзя. Он кашлял?

Лекарь приподнял Мишелю веко и уставился в ничего не видящий глаз.

— Нет, — сказала Эжери. — Не кашлял и не чихал, и животик у него не болел. Просто беспокоился, вы же помните, а сегодня вот с утра…

— Гм, — снова сказал мэтр.

Я видела, что он не знает, что делать. В чем-то я могла его понять. Загадки детских болезней — область темная и малоизученная. Можно понять, где обычная простуда, где зубы болят, где съел ребенок что-то не то. Но если вдруг здоровый мальчик за день валится с ног — это уже задачка посложнее.

Сознание того, насколько мы все бессильны, рождало в моей душе целую бурю ярости. Мне хотелось кричать, бить кулаками по кровати, до крови разодрать кожу — лишь бы Мишелю хоть что-то помогло.

— Но не думай остаться безнаказанным ты, дерзнувший противоборствовать Богу… — еле слышно пробормотал рядом со мною отец Реми, и мне стало холодно.

Неужели думает о том же, что и я?

— Так-так, — сказал мэтр, ощупывая худое тельце Мишеля, — хорошо бы его травами все-таки напоить. Сделаем состав на основе мирта, как вчера, и хорошо б еще шалфей, чабрец, сосновые и березовые почки смешать и настоять, и пускай выпьет. Так будет легче дышаться.

Мачеху, кажется, успокоили его слова, меня же — насторожили. Такой сбор я и без лекаря смогу составить, он хорош, когда человек всего лишь простужен. Но Мишель спит, и не просыпается, и дышит все тяжелей.

Хлопнула дверь, и все мы обернулись.

Вошел отец.

Он приехал прямо с приема у графа де Амьеза, где, бывало, собирались знатные господа поговорить о политике, и дам на такие вечера не приглашали; отец вошел стремительно, словно ветер влетел: перламутровые пуговицы па камзоле цвета ночи расстегнуты, нелепой и ненужной сейчас кажется богатая вышивка. Отец подошел к кровати и молча уставился на Мишеля, затем перевел тяжелый взгляд на мэтра Батиффоля, и тот вспотел еще сильнее.

— Что с ним? — спросил отец.

— Лихорадка, — лаконично ответствовал мэтр.

— С чего бы?

— Всегда найдется сквозняк, способный ввергнуть организм в болезнь, — провозгласил лекарь; я уже ненавидела этого бездарного кривляку, мечтала сослать его на самые гнилые в городе подмостки — большего не достоин. — Не беспокойтесь, граф де Солари, сейчас мы составим все необходимые лекарства, и скоро Мишель выздоровеет.

— Я надеюсь, — процедил папенька; как же я любила его в эту минуту!

Священник тронул моего отца за рукав:

— Граф, наверное, вам стоит отвести вашу супругу в спальню.

Все посмотрели на мачеху: та полулежала в кресле и уже даже платочком не обмахивалась.

— Да, — в некоторой растерянности сказал отец, — да, конечно.

Он поцеловал Мишеля, надолго задержав губы у него на лбу, затем подошел к мачехе и аккуратно извлек ее из кресла.

— Ах, Этьен, — простонала она, повисая на папеньке, — как же так могло получиться?

— Мэтр уверяет, что все обойдется. Идем, дорогая, идем.

И они вышли, в отсутствие мачехи сразу стало просторней, отец же, я не сомневалась, возвратится.