Адский пес встряхнулся и взревел. Оскалив зубы, я заревела в ответ. Ярость переполняла меня. А потом я совершила нечто немыслимое: гнев и отчаяние вселили в меня столь безумную отвагу, что я прыгнула и устремилась в атаку на чудовище. При столкновении мое плечо заныло, разрываемое ужасной болью, как и весь правый бок. Наруч отозвался тонким пением холодной энергии. Громовой раскат опрокинул небеса, потоком хлынула кровь, и мои ноги подкосились. Я тщетно пыталась подняться и найти опору. Мелкий гравий забивался мне в волосы, в рот, в глаза, но я продолжала налегать и давить на рукоять, все глубже вгоняя клинок в плоть адского зверя.

Мы рухнули вместе: мой сверкающий клинок пронзил его грудь, когти впивались мне в бока. Откуда-то издалека доносились слабые вопли. Дождь хлестал по нашим телам, а черное небо полосовали яростные белые вспышки молний.

Глава 25

Я лежала навзничь на ковре густой травы и, прищурившись, смотрела в бездонную голубизну неба. Теплое золото солнечного света ласкало мое запястье. Я приподнялась на локтях, дивясь тому, как отчетливо различаю каждую сочную зеленую травинку. Вокруг расстилался луг, окруженный осыпающейся каменной стеной и пурпурными тенями гор далеко на западе. Рядом горделиво высился могучий дуб с пышной кроной.

Я знала, что в любой момент здесь может появиться отряд старохристиан в широкополых шляпах, направляющихся на одну из своих сходок. Или компания ведьм, намеревающихся устроить пикник после шабаша. Или группа «Евангелистов Гилеада» — женщины, скрывающие лица под вуалями, и мужчины в костюмах и галстуках-бабочках, в маленьких вышитых шапочках поверх напомаженных волос, разделенных пробором.

— Это мне больше нравится, — произнес он, приподнимаясь на локте рядом со мной.

Так близко, что я снова вдохнула его пряный запах — мед с перцем, запах шамана, а еще мужской дух, здоровый и чистый. Без малейшей примеси, без малейшего намека на аромат демона.

Джейс развалился на траве в джинсах и белой хлопковой рубашке. Солнце вызолотило его волосы и напоило сиянием глаза. Та же дорогая стрижка, те же «Болгари», поблескивающие на запястье. Трава покалывала мои ладони, когда я села и оглядела себя: черная футболка, джинсы. Ступни босые, пальцы на ногах бледные, как у человека, ногти покрыты малиновым молекулярным лаком.

— Ты снова со мной, — проговорила я одними губами, почти беззвучно. — Джейсон.

Он приподнял свою изящную бровь. Изо рта у него, как сигарета, торчала длинная травинка. На переносице россыпь веснушек — они появлялись, если он проводил много времени на солнце. Даже золотистый оттенок гладко выбритых щек никуда не делся. Джейс был здесь, весь как есть, до мельчайших подробностей.

Как это ранило мое сердце!

Мускулы играли под его рубашкой, когда он присел, скрестив ноги, и задел меня коленом. Травинка выпала из его рта и исчезла в густом травяном ковре.

— Он самый, детка. Соскучилась?

— Что ты здесь делаешь?

Мне удавалось произносить слова лишь шепотом, как будто теплое солнце, обдувающий ветерок и выступающий под мышками и на ягодицах пот мешали мне дышать. Я чувствовала свежесть травы и чистый воздух, не загрязненный транспортом и лабораторными выбросами, избавленный от вечного кислого привкуса человеческого распада. Чуяла слабый аромат коры дуба, зелени и опавших листьев, удобрявших почву вокруг него.

Джейс пожал плечами.

— Другие люди обретают лоа. А ты — меня.

— Но ты мертв!

Мои глаза наполнились слезами. Может быть, мне явился последний смертный сон? Но где же голубое сияние и мой бог? Где зал вечности и колодец душ?

— Я умерла?

Мне очень хотелось, чтобы мой голос не звучал жалобно, безнадежно, обреченно.

Лицо Джейса посуровело, сделалось серьезней.