— Никогда, — тихо произнес Джафримель, совсем как Князь тьмы, — никогда больше этого не делай.

«Сработало, Дэнни! Вот что на него действует».

Я испытывала детское удовлетворение оттого, что неожиданно обрела контроль над ситуацией.

— Или что?

Я уже освободилась полностью и, если бы не предательская дрожь в голосе, могла говорить вполне уверенно.

— Или придется заставить тебя больше так не делать. — Кровать заскрипела, когда он плавно поднялся на ноги, словно перетек из одного положения в другое. — Думай обо мне что хочешь. Тем более что от моих поступков твое мнение вряд ли зависит.

«Боги верхнего и нижнего мира, неужели он и вправду обиделся?» — изумилась я.

Он двинулся прочь, я же чувствовала такое потрясение, что не могла вымолвить ни слова. Люцифер говорил, что Джафримель — его старшее дитя. Как мне жить с существом таким древним, таким могущественным — и таким чужим? Он не был человеком, как бы ни притворялся ради меня.

Не человек. Нелюдь.

Но ведь я сама тоже не совсем человек. Возможно, что-то человеческое сохранилось лишь в моем разуме да в неспокойном, ноющем сердце.

«Нет, я все-таки человек. Разума и сердца достаточно».

Дверь спальни затворилась за ним. Я уселась, сгорбившись на краю кровати, закрыла лицо руками, вытерла слезы. Пару долгих мгновений меня била дрожь, потом я вздохнула, опустила кулаки на колени, и взгляд мой упал на папку, лежащую поверх скомканной постели. Джафримель прав: я потеряла способность четко мыслить. Он вывел меня из терпения и тем самым помог прийти в себя.

«Сначала нужно дождаться ночи. А потом встретиться с Абракадаброй».

Глава 12

Я лежала на боку, свернувшись клубком, сжимая меч. Портупея со всем снаряжением валялась у ног, так и оставшихся обутыми. Я думала про ключ, про крышу мира, про то, что мне делать после встречи с Аброй и как поступить с убийцами Гейб, кем бы они ни оказались.

А еще я думала о том, как найти дочку Гейб. Но ничего не могла выдумать.

В голову лезли какие-то нелепые ребяческие идеи мести, и я старалась их отметать. Стресс явно приводит к саморазрушению, и чтобы привести сознание в порядок, мне требовался сеанс медитации. Чем стремительнее и жестче я собираюсь действовать, тем нужнее мне ясная голова и способность держать себя в руках.

Но сначала надо отдохнуть.

Сумеречная дрема сморила меня в обеденный час, и тут из соседней комнаты донеслись голоса Джафа и Маккинли. Не замечать их было трудно, слишком уж острый у меня слух, и я невольно прислушалась.

— Тиенс прав. Зря ты не… — проговорил Маккинли. Похоже, он расхрабрился.

— Я не спрашиваю твоего мнения, Маккинли, — прервал его Джафримель, что свидетельствовало о крайнем раздражении. — Я требую твоей вассальной верности, а это не одно и то же.

Последовала долгая пауза.

— Свой долг я соблюдаю неукоснительно. Если бы я не предупредил тебя, что ее поведение опасно, — вот это было бы нарушением верности.

— И что ты предлагаешь? Посадить ее на цепь, как нихтвренскую игрушку? Или позволить ей совершить по глупости самоубийство и кануть во тьму вместе с ней?

В каждом слове звучал яростный гнев. Я зарылась в мягкую постель, радуясь тому, что Джафримель не говорит таким тоном со мной. И смутно встревоженная его словами.