— Простите меня, — проговорил он. — О Господи! Как мне жаль, что все так получилось!

Элизабет покачала головой. Сердце болело невыносимо, словно Николас растоптал его. Но он не должен догадаться, какую сильную боль причинил ей. Она вскинула голову и гордо выпрямилась.

— Вы говорили, чтобы я сидела в своей комнате. Нужно было… вас послушать.

Она прерывисто вздохнула, надеясь, что в темноте не видно ее залитого слезами лица. Ну как, как он мог с такой страстью целовать ее в саду, а потом заниматься любовью с совершенно незнакомой женщиной?!

Николас сделал к ней шаг и протянул руку, словно собираясь коснуться ее. Элизабет вся сжалась, и рука его упала.

— Элизабет, прошу вас… Я знаю, что вы обо мне думаете, и не виню вас. — Голос его прозвучал хрипло, словно ему больно было произносить каждое слово. — До тех пор пока не увидел в дверях вас, я и не подозревал, насколько низко пал.

Элизабет не ответила. У нее было единственное желание: чтобы он ушел.

— Вы меня предупреждали, — повторила она, ненавидя себя за то, что не послушалась, что позволила себе думать о графе лучше, чем он есть на самом деле. — Я сама во всем виновата. — И с ужасом услышала, как дрогнул ее голос. — Я не должна была спускаться вниз.

В глазах Николаса промелькнула какая-то искра. Он крепко сжал кулаки, но не двинулся с места.

— Да, вы не должны были, — тихо проговорил он. — А я не должен был развлекаться в этом доме, в моем родовом поместье, с проститутками. Могу лишь пообещать вам, что с первыми лучами солнца ноги их здесь не будет. И еще я даю вам слово, Элизабет, что больше ничего подобного в этом доме не случится.

Элизабет молча смотрела на него, стараясь не вспоминать, как рыжеволосая публичная девка ласкала его шею, как рука его теребила ее соски.

Николас поднял голову вверх, взглянул на темное ночное небо, потом перевел взгляд на Элизабет. Она понимала, что, как ни старается скрыть боль, чувствовать которую вообще не имеет права, та явственно читается у нее на лице.

— Мне даже думать не хочется о том, что вы видели всю эту мерзость, происходящую в комнате. — Он помотал головой, и лицо его исказила гримаса боли. — Я даже не хотел ее, — добавил он так тихо, что Элизабет едва расслышала.

Она вытерла щеки.

— Тогда зачем же вы…

— Я думал, это поможет мне забыть… — полным раскаяния голосом прошептал граф. — Надеялся, что перестану думать о женщине, которую страстно желаю, но не могу иметь.

Сердце Элизабет сжалось.

— Леди Дэндридж… — уныло проговорила она.

— Нет, Элизабет. — Пронзительный взгляд его серебристых глаз, казалось, видел ее насквозь. — Женщина, которую я страстно хочу, — это вы.

У Элизабет на секунду остановилось сердце, и стало нечем дышать. Наконец она едва слышно прошептала:

— Я? И поэтому вы меня целовали в саду?

— Я был зол на вас тогда… Но в общем-то да, я поцеловал вас именно поэтому.

Элизабет отвернулась.

— Трудно поверить, что вы занимались любовью с той женщиной, потому что хотели меня.

Он проследил за ее взглядом — через весь сад до высокой каменной стены, — потом снова взглянул на Элизабет.

— Я хочу вас, Элизабет. Хочу с тех пор, как впервые увидел вас. И я занимался любовью с той женщиной, потому что я дурак.

Элизабет молчала. Она глядела на Николаса и старалась убедить себя, что лицо его сведено вовсе не судорогой боли.

— Я знаю, что испугал вас. Не бойтесь, Элизабет, я никогда не воспользуюсь преимуществом своего положения.