У Элизабет появилась надежда. Что верно, то верно, Николас Уорринг совершил необдуманный поступок, но это случилось невольно, и со дня злосчастного происшествия старается загладить свою вину. Он совершил ошибку, но кто из нас безгрешен? И потом, какое она имеет право заставлять его страдать? Он уже достаточно настрадался в своей жизни, проведя целых семь лет в ссылке.

Стиснув руки, Элизабет склонила голову и попросила Господа, чтобы он вразумил ее, как поступить. Какие бы грехи Николас Уорринг ни совершил, она любит этого человека и по какой-то необъяснимой причине верит в него. Элизабет рассказала об этом Господу, и тот внял ее молитве.

Улыбнувшись впервые с того злополучного похода в розовую гостиную, Элизабет вышла из часовни и направилась к дому, твердо зная, что ей делать дальше.

— Войдите, — послышался его голос.

Элизабет вошла. Граф сидел за столом, склонив голову над стопкой гроссбухов. Элизабет была поражена произошедшей в нем переменой. На лбу залегли глубокие морщины, под серебристо-голубыми глазами — синяки.

— Элизабет? — удивился граф и, со скрипом отодвинув стул, встал. — Вот уж не ожидал вас увидеть. Уже поздно. Я думал, вы спите.

— Я хотела бы с вами поговорить.

Высокая худощавая фигура застыла в напряженном ожидании. Николас так стиснул зубы, что на скулах заиграли желваки.

— Ну что ж, садитесь, — проговорил он и сухо спросил: — Что вам угодно?

Элизабет расправила юбку розовато-лилового шелкового платья, почувствовав внезапно, как ее обдало холодком.

— Я пришла сюда, потому что беспокоюсь за вас, милорд.

Рука графа дрогнула, и на листе бумаги расплылась большая синяя клякса.

— Вы обо мне беспокоитесь? Но почему, черт подери?

— Потому что вы слишком много работаете и, как мне говорили, практически не спите. Повар ваш пожаловался мне, что вы почти не притрагиваетесь к еде. И я пришла просить вас обратить внимание на свое здоровье.

Граф сунул ручку в чернильницу.

— Но почему? Какое вам дело до того, ем я или не ем, сплю или не сплю?

Элизабет взглянула ему прямо в глаза: в них полыхало отчаяние. Сердце ее сжалось.

— Мне кажется, милорд, что мне следует заботиться о вас, так же как вы заботитесь обо мне.

Граф плотно сжал губы, отчего вокруг рта у него собрались мелкие морщинки, а черты лица сделались более жесткими.

— Никудышный из меня вышел опекун, Элизабет, и мы с вами это хорошо знаем.

— Для вас эта роль непривычна. Нет ничего удивительного в том, что вы сделали ошибку.

Граф озадаченно взглянул на нее:

— Это больше, чем ошибка. Мое поведение было непростительно.

Элизабет улыбнулась:

— Если человек, совершивший ошибку, искренне в ней раскаивается, милорд, его можно простить.

Лицо Николаса дрогнуло. Он в упор посмотрел на Элизабет:

— Вы хотите сказать, что решили принять мои извинения?

— Да, милорд. Мне кажется, вы произносили их искренне, от всего сердца.

Выражение лица графа снова изменилось. Неуверенность исчезла. Ее сменило облегчение.

— Это в самом деле так.

— Тогда давайте больше не будем говорить на эту тему. Я сейчас поднимусь к себе в комнату, но душа моя будет спокойна оттого, что эту ночь вы не проведете без сна. И быть может, милорд, вы даже выкроите время для того, чтобы поесть.

Глаза графа потеплели. Он слегка улыбнулся:

— Как-то раз вы назвали меня Николасом. И мне это очень понравилось. Как вы считаете, быть может, с сегодняшнего дня мы начнем называть друг друга по имени?

Элизабет тоже улыбнулась:

— Что ж, думаю, это неплохая идея.