— Я думаю, есть вещи, которые лучше предоставить усмотрению Божию.

— Мне кажется, — она замялась, словно говоря нечто из ряда вон выходящее, что-то такое, что затрагивает самые основы бытия, — вы правы.

Он мог быть тысячу раз прав, но вряд ли это убережет ее, решись она пересказать их беседу своему мужу.

— А когда он обещал вернуться?

— О, он уже давно должен быть дома, но иногда он приходит не тогда, когда обещал. — Кловер испуганно вскочила и умоляюще посмотрела на Ранда. — Я не хочу сказать ничего неуважительного. Он творит благо для стольких людей, и бывает, что ему приходится оставаться где-то на всю ночь.

— Понимаю. — Снова воцарилось молчание, тяжелое и напряженное. Ранд попробовал найти хоть какую-нибудь тему для разговора, которая не оскорбила бы стыдливости Кловер. Потирая свою ноющие икры, он сказал:

— Диву даюсь. Вот уж месяца три, как я встал на ноги, а все еще мышцы судорогой сводит. А бедра иногда до того болят, что и шагу не ступить.

— Когда беременные женщины страдают от судорог в ногах, мы велим им пить молоко. — Кловер, кажется, впервые за все время их сегодняшнего разговора сказала что-то такое, в чем сама была вполне уверена. А может, такую уверенность она выразила в первый раз за всю свою жизнь. — А вы молоко пьете?

— Терпеть не могу молока.

Чайник вот-вот должен был вскипеть, И Ранд с томительным нетерпением дожидался этого момента, но Кловер вдруг сняла чайник с огня. Он ошеломленно глядел на нее, а она, взяв большую кружку из буфета, кинулась к стоявшему в углу ведру и откинула накрывавшую его ткань. Потом звенящим от радости голоском Кловер сказала:

— Я знаю, как вам помочь. Анн как раз только что принесла свежее молоко, оно парное, прямо из-под коровы, еще теплое. И с жирной пенкой. Конечно, не очень много сливок и пенки моему супругу достанется, если я потревожу сейчас ведро, но…

— Не стоит тратить на меня ваши сливки, — неуверенно произнес Ранд, но она уже зачерпнула полную кружку и поставила ее перед ним на стол.

— Это высокая честь послужить господину. Господи! Как он ненавидел молоко, особенно такое жирное, что он, даже не отпив, уже ощущал в горле маслянистые хлопья, которые еще и проглотить надо. Но что ему оставалось делать? Прогнать эту улыбку надежды с лица Кловер Доналд? Мало ей за ее жизнь приходилось прогонять улыбок со своего лица! Робко ухмыльнувшись, он поднял кружку, будто бы салютуя в честь своей хозяйки, и хлебнул.

Естественно, вкус был такой скверный, как он и воображал — что он, молока не знает, что ли? А потом она заговорила, и его даже немножко задело, когда он услышал:

— Удивляюсь я Бетти. Неужто так трудно подавать вам горячее молоко с медом, да еще отваривать травы? Пили бы это утром и вечером, особенно на сон грядущий.

— Если честно, то я никому и не жаловался на эти судороги, — признался Ранд. — Да, по Правде, они меня не так уж и беспокоят, и с каждым днем становится все лучше. Просто я находился сегодня. Потому, наверно, и вспомнил эту неприятность.

— А почему это? — Она бросила на него Испуганный взгляд. — Ой, я, кажется, забываюсь. Уж простите за неумеренное любопытство.

— Да вот с самого обеда племянницу искал. Ей что-то в голову взбрело обследовать все имение, да еще не спрашивая на то разрешения у матери, а моя жена.