— О'кей, нет проблем. — Курт засунул руки в карманы. Темнота и поведение Сасс вдруг показались жуткими. Ему захотелось распахнуть дверь или окно, чтобы в эту комнату ворвался свежий воздух. С каждым днем комната все меньше походила на будуар и все больше на больничную палату.

Обойдя вокруг, он сел рядом с ней, но не настолько близко, чтобы ее обнять, дотронуться до нее. Сасс глядела на него без любопытства; казалось, она смотрит сквозь него. Ее взгляд, раз и навсегда устремившийся на далекий горизонт, видел дальние края, а не сидящего рядом человека.

— То, что я должен сказать, причинит тебе боль, Сасс. Черт побери, мне больно, и я знаю, что я трус. Но будет хуже, если мы не поговорим начистоту. — Курт поерзал, разгладил покрывало и бросил долгий взгляд на рубиновое кольцо на ее пальце. Он делал все, что мог придумать, лишь бы не смотреть на нее. — Мне трудно. Я боюсь произнести эти слова, Сасс. — Сасс заморгала, но по-прежнему молчала. Собравшись с духом, Курт тяжело вздохнул и сказал: — Я ухожу. Я уже отдал распоряжения и теперь переезжаю в собственное жилье. Думаю, так будет лучше. Дом этот нужен тебе, чтобы ты спокойно поправлялась. Да и вообще, я тут редко бываю, в последнее время слишком занят.

Что еще мог он сказать? Он ожидал, что ему станет лучше, а случилось все наоборот. Почему она не заплакала, не закричала? Это хотя бы доказало, что она его слышит. Это было, по крайней мере, хоть каким-то наказанием за его малодушное бегство, как он сам это сознавал. Именно тогда, когда следовало приложить все силы, попытаться спасти любимую женщину от жалкого будущего, он бежит.

— Сасс, скажи хоть что-то. Я знаю, что я подлец. Это самое скверное, что я мог причинить тебе, детка. Я честно пытался помочь тебе. Никто не может обвинить меня в том, что я не пытался, верно, Сасс?

Курт встал возле окна. Эти огромные глаза, такие печальные, смотрят так отрешенно с изможденного лица. Он отвел взгляд, рассердившись, что она не собирается как-то помочь ему пережить этот ужасный разговор.

— Сасс, я ничего не могу поделать. У меня своя жизнь. Я должен работать и не беспокоиться о том, что тебе что-то нужно. Ты же знаешь, что я люблю тебя, но, видимо, не так сильно, как должен. Сасс… — Курт замолчал. Он старался быть совершенно честным. — Я верил, что полюбил тебя на всю жизнь, но ошибся. Я не могу думать о тебе, как о своей Сасс, когда ты не можешь ходить и выглядишь не так, как прежде.

Я и не подозревал, что мои чувства к тебе так связаны с твоей внешностью, но как могло быть иначе? Я хочу сказать, что твоя внешность это ты сама, Сасс. Вот почему ты и была звездой экрана. — Он услышал, как сказал это в прошедшем времени и поежился. И стал поскорей оправдываться: — Ты должна с этим согласиться. Должна признать, что не можешь стать прежней. — Два шага, и он уже оказался рядом с ней, опустился на колени и схватил ее за руки, хотя и не хотел до этого к ней прикасаться. Он опасался, что она вцепится в него и станет умолять остаться. Она этого не сделала.

— Сасс, скажи хоть что-то. Назови меня дерьмом. Закричи на меня. Я понимаю, что в истории большой любви такие вещи не должны иметь место. Но я не принес бы тебе пользы, если бы остался и ненавидел тебя, не смог бы прикасаться к тебе, любить так, как ты того заслуживаешь.

Курт не находил больше слов. Чем больше он говорил, тем ужасней звучала вся эта история. Может, он оказался самым подлым из подлецов, но он не мог справиться с подавлявшейся, бесполезной яростью.

— Сасс, поговори со мной. Скажи, что ты меня понимаешь. Дай мне уйти с твоего благословения, и уж тогда ты наладишь свою жизнь. Я не буду тебе лишней обузой, Сасс.

Курт ждал, видя, что глаза Сасс так и остались неподвижными, а ее рука не отозвалась на его прикосновение.