— Каменотесы очень недоверчивы и не принимают тех, в ком не уверены, — заметил настоятель.
— Я подумывал о том, что, возможно, вы не откажетесь порекомендовать нас епископу. Я уверен, с вашей помощью нам не составит труда подыскать достойную работу, чтобы Гримпоу начал вести безгрешную жизнь, — льстиво намекнул Дурлиб.
— Самый большой грех этого малого состоит в том, что он столько лет находился рядом с тобой, но Бог добр и наверняка понимает, что он не виноват, — произнес настоятель, внимательно разглядывая друзей.
— Дурлиб был для меня отцом, о котором можно только мечтать, и я никогда его не оставлю, — встал Гримпоу на защиту друга, но вовремя прикусил язык, чтобы не выпалить в лицо настоятелю все, что он думает о нем и о его грехах.
Тут Гримпоу кто-то дернул за рукав. Оказалось, брат Бразгдо хотел его утихомирить.
— Будет лучше, если мы перейдем в мои покои. Там вы сможете подробнее рассказать мне о своих намерениях. Кроме того, полагаю, вы желаете пообщаться с глазу на глаз, — сказал настоятель, не обратив внимания на дерзость юноши.
Монахи вышли из церкви друг за другом, словно строй муравьев, в полной тишине, по ближайшей лестнице, которая вела в спальню — длинную комнату с высоким деревянным потолком, где из мебели были только соломенные тюфяки, лежавшие на полу друг против друга. Никаких одеял, чтобы защищаться от холода, а маленькие оконца спальни оставались открытыми всю ночь, и комнату наполнял ледяной воздух гор.
Брат Бразгдо остался молиться в церкви, а Дурлиб и Гримпоу последовали за настоятелем в глубь аббатства. Выйдя во двор, они убедились, что снегопад прекратился и что на небе, куда Дурлиб и Гримпоу устремили взгляды, появились просветы, через которые между облаками просачивалось сияние звезд.
Они вернулись в главное здание через маленькую дверцу в углу двора, прошли по узкому короткому коридору, тускло освещенному масляной лампой под потолком. Вскоре они попали в одну из галерей, освещенную факелами, и вдруг перед их глазами возник лес арок и колонн ни с чем не сравнимой красоты. Гримпоу остановился, разглядывая одну из колонн. На ней была вырезана человеческая фигура, окруженная хищными зверями, под барельефом — надпись, которую он с легкостью разгадал, несмотря на то, что она была на латыни:
Настоятель, удивленный любознательностью Гримпоу, остановился и спросил:
— Ты знаешь, что означает это изображение?
— Это пророк Даниил, которого за преданность Богу враги бросили в ров со львами, — ответил Гримпоу.
Дурлиб посмотрел на него с тем же удивлением, что и настоятель.
— А проглотили ли львы пророка Даниила? — Настоятель испытующе поглядел на юношу.
— Нет, не проглотили, — сказал Гримпоу. — Ангел, посланный Господом Богом, закрыл львам пасти, и они не причинили Даниилу никакого вреда.
— Кто рассказал тебе эту историю? — удивился настоятель.
Гримпоу понимал, что не может рассказывать о чудодейственной силе камня, который висел у него на шее, и решил сказать, что причиной всему Дурлиб; тем самым он изменит отношение настоятеля к своему другу, вдобавок настоятель станет щедрее, когда придет время менять серебряные монеты на лошадей из его конюшни. Так что юноша, не колеблясь, ответил:
— Когда мы жили в горах, Дурлиб много рассказывал мне о Боге.
Дурлиб залился румянцем, но, как и всякий раз, когда ему приходилось выпутываться из подобных передряг, уверенно прибавил:
— Да я всего-то пересказал мальчонке пару историй, которыми со мной как-то поделился брат Бразгдо на монастырской кухне.
Настоятель недоверчиво взглянул на них.
— Еще меньше меня радует, что в воровской лачуге, где вы коротали зимы, всуе поминалось имя Божье, — сказал он и двинулся дальше. |