Сперва французы смотрели на одесского самородка с таким же недоверием, как представитель их Национального банка, когда Муся Буханенко заявила ему, что фирменный сейф «Штраубе» распахнет ей свои объятия ровно через семь с половиной минут после того, как она возьмётся за его дверцу.
Так если Муся сумела доказать своё мастерство даже на сорок секунд раньше, другой одесский талант Рахумовский по-новому корону за пару часов не слепит, пусть знаменитый Клермон Ганно и не требует этого делать. Он незатейливо хочет каких-то доказательств хотя Рахумовский нанимался делать корону для Гохмана, а не подрабатывать у французской прокуратуре.
Чтобы вся Академия наук перестала нервничать и дёргать Ганно за его мантию по поводу главной экспертизы, одесский ювелир решил доказать, в своём деле он не меньший спец, чем Муся по части сейфов.
И Израэль Рахумовский доказал: кроме него эту тиару для царя Сайтафарна заказать было некому. Ювелир-самоучка не только потыкал пальцем в книжки «Русские древности в памятниках искусства», «Атлас в картинах к «Всемирной истории», откуда срисовал сюжеты на тиару, но даже изготовил её часть. Правительственная комиссия была вынуждена признать, что их эксперты вполне могли допустить ошибку без падения авторитета, столкнувшись с таким гением. Тиару перетаскали в луврский раздел подделок и французы заявили на весь мир: нет в нём мастера-ювелира, равного Рахумовскому. И предложили художнику остаться в Париже за хорошие бабки на условиях, которые вроде бы и не могли мечтаться у ювелирной мастерской Белова. Смешные люди. Это же был конец девятнадцатого, а не двадцатого века. Тогда Одесса занимала в Российской империи первое место по уровню жизни так же уверенно, как сегодня — по онкологическим заболеваниям на том же шмате территории. Зачем Рахумовскому большой Париж, если он привык жить в маленьком, но более красивом и богатом.
Как и все те, кто остался верен Одессе, отказавшись от мирового признания, которого добились под чужим небом наши эмигрировавшие земляки, Израэль Рахумовский умер в безвестности. Он похоронен под бензоколонкой между Черноморской и Среднефонтанскими дорогами… До наших дней сохранилось всего два творения великого мастера. Одно из них по-прежнему украшает Лувр. Что касается второго, то судьба его оказалась чересчур лихой для музейных историй.
Часть третья
Великое ювелирное произведение Рахумовского появилось на свет Божий, когда до Одессы докатились последствия нудностей Керенского. Город начинал медленно, но громко двигаться мозгами и все, кому ни лень, занимались саморекламой, лишь бы не сделать чего-нибудь путного. По Одессе шныряли пустопорожние грузовики со взаимоисключающими рекламами на бортах «Отдавайте голоса социал-демократам», «Вся власть — Советам», «Голосуйте за список «Земля и воля»», «Хай живе вiльна, самостiйна Украiна!», «Ваши проблемы — заботы меньшевиков»… Типографии перестали обращать внимание до книжной продукции и перешли на выпуск листовок. Одессу заваливали разнообразными прокламациями так же надёжно, как чуть раньше колониальными товарами, и рекламу с воззваниями подбирали даже те, кто привык читать прессу исключительно задним проходом.
Вместо «Пупсика» Одесса распевала самый модный шлягер.
Так пока эти самые народы, толком ничего не догоняя, вместо дела стали заниматься самоопределениями, блатные тут же скикикали, что для них наступили золотые времена, хотя для улучшения порядка, кроме полиции, в Одессе стала вкалывать и милиция. Несмотря на такое усиление исполнительной власти, цены резко пёрли вверх, а в связи с темпами инфляции на гоп-стопы стали бегать даже в перерывах между игрой в железку или очко.
Одним тихим вечером возле Привоза, в хате напротив Шалашной синагоги спокойно себе шла катка терц и когда Моня Голова кинул на стол битую карту и последние бабки, желание играть у него не пропало. |