Валерий Смирнов. Гроб из Одессы
Часть первая
С такими клёвыми пальцами Колька Цукер вполне мог родиться пианистом и выучиться на Рихтера. Но вместо того, чтобы барабанить по клавишам в переполненном зале, извлекая из пианино без шума и пыли волшебные звуки и хорошие бабки, Цукер стал швендять по трамваям чаще контролеров. И с каждого маршрута благодаря своим умелым пальцам он снимал столько доходов, с понтом имел фамилию не тише, чем у Шуберта. Получи часть этого заработка одесское трамвайно-троллейбусное управление вполне могло бы соскочить с дотации и заказать по перечислению шикарную рекламу на уровне «Пробил час ОТТУ-У-У». Так наглый Цукер, тащя с вагона хороший куш, в отличие от коллег, занятых легальным ремеслом, даже не думал бросать хоть какую-то долю этому управлению за аренду рабочего места, и поэтому оно тяжёлой гирей висит на городском балансе. Цукер появлялся в трамвае разодетый не хуже популярного музыканта на банкете, зато не тащил за собой рояль, чтобы исполнить пассажирам любимый с детства романс «На бану шум и гам, суета, на бану щипачи промышляли, и почти на глазах у ментов они ловко карманы шмонали». Хотя после его променада по вагону некоторым пассажирам хотелось валидола с нашатырём, а вовсе не песен, которые строить и жить помогают без копейки денег на кармане. Жизнь ни разу не щёлкнула Цукера наручниками но носу, оттого он справедливо начал считать себя звездой трамвайной величины и не ронял достоинства, работая с ширмой, а тем более с напарником. И в самом деле, зачем был нужен трамвайщик Цукеру, если он мог не только элементарно сработать шмеля из заднего кармана жирного фраера, но и расписать лифчик, хотя многие мадамы почему-то уверены: ничего надежнее таких сейфов промышленность ещё не создавала. И чтоб вам вконец понять, что не было лучше Цукера щипачей в нашем городе, бурно производящем не только великих музыкантов, так в своё время Колька выиграл творческий конкурс у виртуоза Москвы Косого. Косой прибыл в Одессу на гастроль при таком виде, с понтом его фамилия и морда значатся не в ментовских досье, а во всех мировых концертных афишах большими буквами и крупным фасом. Колька ненавязчиво намекнул этому деятелю: некоторые московские фигуры в Одессе еле-еле проканывают за идиотов. И хотя Косому было куда отступать, потому как в Одессе всегда перебор между трамвайными маршрутами и стоящими ворами, он вспомнил, что за ним Москва. И забожился на моечке: если Цукер докажет своё превосходство, то Косой готов переть из Одессы домой наполеоновскими темпами. Но когда мастерство матушки-столицы окажется выше, пусть Одесса-мама не обижается, и её гость будет на шару кататься по самым выгодным для него рельсам. Косой не посрамил Москвы. Он, не торопясь, прошёл по вагону, выбранному в качестве ринга соперником и помыл за один заход между передней и задней площадками четыре шмеля из вториков и верхних потолков, попутно расписав дурку. Цукер признал за коллегой высокий класс работы, но еле стерпел, что соперник нагло называл шмеля по-московски лопатником. А потому решил во что бы то ни стало доказать: он уже забыл за методы работы, каких Косой ещё не знает. Причём, без кани на цырлах, с чего начинает бомбежку даже гезель. Цукер забился среди переполненного вагона в припадке несуществующей падучей, закатив зрачки до беспредела, но это не помешало ему забомбить несколько шмелей из бланке приводящих его в чувство пассажиров. И больше того, он сумел сработать башмалу у одной из сердобольных мадамов, хотя она прятала бабки в такое место, по сравнению с которым лифчик может показаться накладным карманом сверху пальто. После этого номера посрамлённый Косой слетел с пальмы первенства недозрелым кокосом и шпановым брусом покатился до своей Москвы, где на его долю в равной степени до сих пор хватает лохов и трамваев. Колька продолжал раскланиваться на остановках с работниками оперативно-поискового отделения, чьи изображения он помнил гораздо лучше собственной тёщи. |
