Изменить размер шрифта - +
Потом гул моторов усилился, и крылья выровнялись — самолет летел прямо на Алекса. Мистер Оскал не собирался так просто его отпускать. Самолет надвигался все ближе и ближе, и за стеклом кабины уже почти можно было разглядеть неувядающую улыбку дворецкого. Мистер Оскал намеревался протаранить его, искромсать в куски между небом и землей.

Но Алекс был готов к этому.

Он полез в карман и достал Game Boy. На сей раз картриджа внутри не было: однако, будучи еще в самолете, он толкнул кассету с Bomber Boy так, что она проскользила по полу. Вот где она была сейчас — сразу за креслом мистера Оскала.

Алекс нажал три раза кнопку START.

Картридж взорвался, застлав кабину облаком едкого желтого дыма. Его клубы распирали самолет изнутри, ломились в иллюминаторы и вырывались наружу через открытую дверь. Мистер Оскал исчез, растаяв в дыму. Крылатая машина зарыскала носом, потом нырнула вниз.

Алекс провожал взглядом падающий самолет. Он мог представить, как ослепленный мистер Оскал пытается вернуть управление. Самолет начал вращаться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Надсадно завыли двигатели. Теперь он пикировал прямо в землю, отмечая свой путь вниз струей желтого дыма. В последние мгновения мистеру Оскалу удалось выровнять нос машины. Но было уже слишком поздно. Самолет врезался в пустырь в районе речных доков и исчез в огненном шаре.

Алекс взглянул на часы. Без трех двенадцать. До земли еще оставалось около трехсот метров — не успеть, если только он не приземлится у самого входа в музей. Алекс схватился за стропы, чтобы, управляя парашютом, попытаться найти самый быстрый путь вниз.

В Восточном зале Музея науки Ирод Саэль заканчивал свою речь. Для торжественной церемонии подключения «Громобоев» к единой сети зал полностью преобразили. Теперь прошлое в нем встречалось с настоящим: каменные колоннады соседствовали с полом из листов нержавеющей стали, хайтек — со старинными диковинами времен Промышленной революции.

В центре установили подиум для Саэля, премьер-министра, его пресс-секретаря и министра образования. Перед ними располагались двенадцать рядов стульев для журналистов, учителей, приглашенных друзей. Алан Блант сидел в первом ряду, как всегда, с каменным лицом. Миссис Джонс, вся в черном, с огромной брошью на лацкане, сидела рядом. На дальней стороне зала смонтировали помосты для телевизионных камер, развернутых сейчас в сторону Саэля, произносившего речь. Его выступление в прямом эфире транслировалось в школы по всей стране и записывалось для вечерних новостей. Со всех сторон за происходившим на подиуме наблюдали еще двести или триста человек, столпившихся на галереях второго и третьего ярусов. Речь Саэля сопровождалась работой диктофонов и вспышками фотоаппаратов. Еще ни одно частное лицо не делало стране столь щедрого дара. Это было значимым событием. На глазах присутствующих творилась история.

— …Сегодняшнее событие является заслугой исключительно господина премьер-министра, его, и только его, — говорил Саэль. — Я надеюсь, что, когда нынешним вечером он будет размышлять о том, что имело место сегодня по всей стране, господин премьер-министр вспомнит наши совместные дни в школе и все, что он тогда сделал. Думаю, сегодня страна сможет по достоинству оценить своего премьера. Об одном можно сказать с уверенностью: этот день навсегда останется в вашей памяти.

Он поклонился. Раздались жидкие аплодисменты. Премьер-министр озадаченно посмотрел на пресс-секретаря. Пресс-секретарь пожал плечами с плохо скрываемым раздражением. Премьер-министр занял место перед микрофоном.

— Даже не знаю, что и ответить, — пошутил он, и журналисты дружно засмеялись. Правительство пользовалось такой широкой поддержкой, что смеяться над шутками премьер-министра было в их же интересах. — Я рад, что у мистера Саэля остались такие счастливые воспоминания о наших школьных днях, и я также счастлив, что сегодня нам вместе с ним выпала честь внести столь жизненно важные изменения в судьбы наших учебных учреждений.

Быстрый переход