|
Защитников явно не хватало для того, чтобы вытеснить, а тем более уничтожить оказавшихся столь опытными врагов, к тому же достаточно умелых, раз сумели полностью использовать даруемое внезапным нападением преимущество. Надвратная башня, сами ворота, небольшие участки стены справа и слева этой самой башни. И упор на стрельбу из аркебуз и арбалетов. Сдерживающая стрельба, не дающая защитникам Остии перейти в атаку и быстро восстановить контроль над воротами.
Попытка выбить врагов из собственно ворот… провалилась. Напавшие отбивались из-за повозок, используя их как дополнительную защиту. Стрелки так и вовсе показывались лишь на пару мгновений, после чего вновь скрывались. Пусть всем было понятно, что долго противнику не удержаться, но… Им и не требовалось держаться долго, совсем не требовалось. Вскоре появилось и подтверждение — пыль от копыт конницы, которая быстро и неотвратимо приближалась и явно не для того, чтобы помочь гарнизону крепости. — Знамёна Борджиа… — Проклятый красный бык! В возгласах была не столько ненависть, сколько… паника. До Остии уже давно дошли сведения, что знамя Святого Престола и знамя рода Борджиа — явления совершенно разные. Красный бык на золотом щите означал лишь одно — поднявшим это знамя плевать на всё, кроме интересов собственно Борджиа. А поднимали это знамя в землях Италии лишьполучивший довольно жутковатую, несмотря на свою юность, известность кардинал Чезаре Борджиа, да преданные исключительно ему кондотьеры вроде Винченцо Раталли и Сальваторе Эспинозы. Ах да, ещё это мог быть друг детства Чезаре — Мигель де Корелья, но это было похуже, чем бывшие кондотьеры. Воюющим под знаменами Борджиа было плевать на то, кому принадлежит Остия. Делла Ровере? Так и что с того! Уж для тех, кто брал штурмом монастырь Сан-Марко и без какого-либо колебания с пристрастием допрашивал монахов-доминиканцев… что есть кардинал, что нет его — невелика разница. К тому же Чезаре Борджиа и сам носил кардинальский перстень, а отец его — Его Святейшество Александр VI. Уж родному то сыну грехи всегда отпустит. Страх, он летел впереди самих Борджиа, потому неудивительно, что мало кто из стражников так уж сильно захотел попасть в число врагов этого рода. Преданность же их делла Ровере хоть и имелась, но на такое испытания рассчитана была далеко не у всех. Понимали ли это командиры? Наверняка. Вот только что они могли сделать прямо здесь и прямо сейчас? Возможно, предложить денег, да побольше. Но уж явно не то, что попытался сделать один из них, явно невеликой находчивости, рявкнувший: — Атакуем! Не выбьем их сейчас, Борджиа всех перевешают! — Во Флоренции что-то не перевешали… Одного негромкого выкрика из глубины отряда, сбитого в кулак ради того, чтобы всё же попытаться выбить солдат Борджиа из ворот, пока не подоспела их кавалерия, хватило. Для чего? Развеять угрозу, которую попытался подвесить над ними собственный командир. Сработало, но не так. Среди итальянских солдат слухи распространялись довольно быстро, а с момента смены власти во Флоренции прошло немало времени. Слишком многие — да почти всего, чего уж скрывать — знали о том, что солдаты Борджиа расправлялись лишь с теми, кто не бросал оружия. Ну ещё с личными врагами вроде последователей Савонаролы, этими монахами-фанатиками и фанатиками просто. А они тут и к Савонароле отношения не имели и фанатичностью не отличались. Значит… Если им что и грозит, так только разоружение и выставление за пределы Остии. Зато на другой чаше весов — смерть или тяжёлые раны, полученные во имя… Не столь щедрой оплаты? Личной преданности роду делла Ровере? Первого было явно недостаточно, второе присутствовало далеко не у всех. Стоило ли удивляться тому, что и натиск, последний и решительный, в попытке отбить ворота оказался так себе? Гаэтано Шотти удивляться даже не думал. |
