Кэйси несмело взглянул на него.
- Если тебе что не так покажется, ты уж не обижался, ладно?
- Я обижаюсь, только когда мне нос расквасят, - сказал Джоуд. Ну, что ты там надумал?
- Думал я про духа святого и про Иисуса: "Зачем нам нужно сваливать все на бога и на Иисуса? Может, это мы людей любим? Может, дух святой - это человеческая душа и есть? Может, все люди вкупе и составляют одну великую душу и частицу ее найдешь в каждом человеке?" Долго я сидел, думал и вдруг сразу все понял. Всем сердцем понял, и так это во мне и осталось.
Джоуд потупился, точно ему было не под силу вынести обнаженную правду в глазах проповедника.
- Да, с такими мыслями ни в какой церкви не удержишься, - сказал он. - За такие мысли тебя выгонят из наших мест. Людям что надо? Попрыгать да повыть. Это для них самое большое удовольствие. Наша бабка начнет выкрикивать на разные голоса, так никакого сладу с ней нет. Здоровенного причетника кулаком с ног сшибала.
Кэйси в раздумье смотрел на него.
- Хочется мне тебя спросить кое о чем, - сказал он. - Покоя мне это не дает.
- Давай спрашивай. Я люблю изредка поговорить.
- Так вот... - медленно начал проповедник. - Я тебя крестил. На меня в тот день благодать сошла. Вещал во славу господа. Ты, верно, ничего не помнишь, тебе не до того было, - девчонку за косы дергал.
- Нет, помню, - ответил Джоуд. - Это была Сузи Литл. Через год она мне палец вывихнула.
- Так вот... Пошло оно тебе на пользу, это крещение? Лучше ты стал - или нет?
Джоуд подумал и сказал:
- Н-нет, я даже ничего не почувствовал.
- Ну а может, тебе это вред принесло? Подумай хорошенько.
Джоуд взял бутылку и отпил из нес.
- Ничего я не почувствовал - ни пользы, ни вреда. Мне тогда весело было, только и всего. - Он протянул бутылку проповеднику.
Кэйси вздохнул, поднес ее ко рту, потом посмотрел на оставшееся на самом дне виски и сделал еще один маленький глоток.
- Это хорошо, - сказал он. - А то мне все думалось: а вдруг я причинил кому-нибудь вред.
Джоуд взглянул на свой пиджак и увидел, что черепаха выбралась на волю и уже ковыляет в том направлении, в каком ковыляла раньше, когда он подобрал ее. Минуту Джоуд следил за ней, потом медленно встал, поднял се с земли и снова закутал в пиджак.
- Никаких подарков ребятам не припас, - сказал он. - Хоть вот эту старую черепаху принесу.
- А смешно, - сказал проповедник, - ведь когда ты подошел, я как раз вспоминал старого Тома Джоуда. Думал, уж не зайти ли к нему? Старый Том был богохульник. Как он там поживает?
- Не знаю. Я уж четыре года дома не был.
- А разве он не писал тебе?
Джоуд смутился.
- Отец у нас писать не мастер, да и не любит он этим делом заниматься. Фамилию свою подмахнуть может и карандаш помусолит, все честь честью. А писем не пишет. Он всегда говорил: "Если мне что надо сказать, так я на словах скажу, а нет - значит, нечего и за карандаш браться".
- Бродил все это время? - спросил Кэйси.
Джоуд бросил на него недоверчивый взгляд.
- А ты разве ничего не знаешь? Обо мне писали во всех газетах.
- Ничего не знаю. А что? - Проповедник закинул ногу за ногу и, упершись спиной в ствол ивы, сел ниже. Время уже перешло за полдень, и солнце наливалось золотом.
Джоуд сказал добродушно:
- Говорить, так сразу, чтобы покончить с этим. Но будь ты настоящим проповедником, я бы остерегся рассказывать, чтобы тебе не вздумалось молиться надо мной. - Он допил остатки виски и швырнул плоскую темную бутылку в сторону; она легко скользнула по пыли. - Я четыре года просидел в Мак-Алестере.
Кэйси круто повернулся к нему и так насупил брови, что его высокий лоб стал еще выше.
- Тебе неохота об этом говорить? Я не буду расспрашивать, что ты такое сделал.
- Понадобится, опять то же самое сделаю, - сказал Джоуд. - Убил одного молодчика в драке. |