Кэйси подсунул длинные доски в костер, огонь лизнул их и снова взметнулся вверх, к подвешенному на проволоке мясу. Стены дома громко потрескивали, остывая в ночном воздухе. Кэйси спокойно проговорил:

- Надо повидать людей, тех, что снялись с места. Чувствую, что мне надо повидать их. Им нужна помощь, не проповеди, а помощь. Какое уж тут царство божие, когда на земле нельзя жить? Какой уж тут дух святой, когда людские души поверглись в уныние и печаль? Им нужна помощь. А жить они должны, потому что умирать им еще нельзя.

Джоуд крикнул:

- Да что в самом деле! Давайте есть, а то ссохнутся, будут величиной с мышь. Вы посмотрите. Понюхайте, пахнет-то как!- Он вскочил с места и передвинул кусочки мяса подальше от огня. Потом взял нож Мьюли и, надрезав один кусок, снял его с проволоки.- Это проповеднику, сказал он.

- Говорю тебе - я больше не проповедник.

- Ну ладно, не проповеднику, так просто человеку.Джоуд надрезал еще один кусок.- А это Мьюли, если у него еще аппетит не пропал от огорчения. Зайчатина. Жесткая, точно камень.- Он сел и запустил свои длинные зубы в зайчатину, рванул большой кусок и принялся пережевывать его.- Ой! Ну и похрустывает! -и с жадностью откусил еще один кусок.

Мьюли сидел, глядя на свою порцию.

- Может, не следовало мне так говорить?- сказал он.- Может, это лучше держать про себя?

Кэйси, набивший полный рот мясом, взглянул на Мьюли. Мускулы у него на шее ходили ходуном.

- Нет, говорить следовало,- сказал он.- Иногда человек изливает все свое горе в словах. Иногда человек замыслит убить кого-нибудь, поговорит, изольет свою злобу, тем дело и кончится. Ты правильно поступил. Никого не надо убивать. Совладай с собой.- И он снова поднес зайчатину ко рту. Джоуд бросил кости в огонь, вскочил с места и снял с проволоки еще один кусок. Мьюли принялся за свою порцию, и жевал он медленно, а его маленькие беспокойные глазки перебегали с Джоуда на проповедника. Джоуд ел с остервенением, по-звериному, и вокруг его рта поблескивали сальные разводы.

Мьюли смотрел на него долго и чуть ли не с робостью. Потом опустил руку с куском мяса и сказал:

- Томми.

Джоуд поднял глаза, не переставая жевать.

- А? - спросил он с полным ртом.

- Ты не сердишься, что я говорю про убийство? Тебе не обидно меня слушать?

- Нет,- сказал Том.- Не обидно. Что было, то было.

- Ты не виноват, это мы все знали,- сказал Мьюли. Старик Тернбулл грозился отомстить тебе после тюрьмы. Он, говорит, убил моего сына, и я ему этого не спущу. Но потом соседи успокоили его, образумили.

- Мы были пьяные,- тихо сказал Джоуд.- Подвыпили на вечеринке. Сам не знаю, с чего все началось. Почувствовал вдруг, что меня пырнули ножом, и протрезвел. Вижу, Херб опять замахивается. А тут у стены, у школы, стояла лопата. Я схватил ее и ударил Херба по голове. У меня с ним никаких счетов не было. Он был хороший. Еще мальчишкой увивался около моей сестры Розы. Мне этот Херб даже нравился.

- Старику все так и говорили. Наконец кое-как утихомирился. Мне кто-то рассказывал, будто у него родство с Хэтфилдом со стороны матери, вот он и пыжится изо всех сил. Не знаю, верно это или нет. Они всей семьей уехали в Калифорнию полгода назад.

Джоуд снял с проволоки оставшиеся куски, роздал их сотрапезникам и опять уселся у костра. Теперь он ел уже не так быстро, разжевывал мясо как следует и вытирал рукавом жир с губ. А его темные полузакрытые глаза задумчиво смотрели на потухающий костер.

- Все уезжают на Запад,- сказал он.- А я подписку дал, надо выполнять обязательство. Мне в другой штат нельзя.

- Подписку?- спросил Мьюли.- Да, я про них слыхал. А как с ними выпускают?

- Я вышел раньше срока. На три года раньше. Ставят кое-какие условия, которые нужно выполнять, а не выполнишь-.