— Конечно. Он принадлежал моей сестре Алтее. Его изготовили специально для нее по распоряжению папы, когда Алтея впервые села в седло.

— Я видела на чердаке седло с серебряной чеканкой, — призналась Камилла. — Оно тоже принадлежало моей матери?

— Да. Папа привез это седло и уздечку из Мексики.

— Кто-то регулярно поднимается на чердак, чтобы протереть на седле кожу и почистить серебро.

— Это делал пала, — тихо пояснила Летти. — После того как Алтея сбежала, он часто поднимался наверх и сидел там, глядя на вещи, которые она любила. Однажды я забеспокоилась, поднялась туда вслед за ним и услышала, как он разговаривает с этими вещами, словно обращаю через них к своей дочери. Он задавал им вопросы и укорял их с видом человека, который не понимает, чем заслужил такое наказание. Он не позволял нам упоминать ее имя, а сам регулярно ходил на чердак и заботился о ее вещах: следил, чтобы кожа не пересохла и серебро не потускнело. Это продолжалось даже после ее смерти. Думаю, подобные заботы даже приносили ему какое-то облегчение.

Камилла представила себе, как старик, опустив голову, поднимается по лестнице на чердак. Может быть, в эти мгновения он каким-то странным образом обретал утраченную дочь. Картина, представшая в воображении Камиллы, была нестерпимо трогательной и печальной.

— Может быть, мне взять седло с чердака и попытаться его использовать? — размышляла Камилла вслух. — Возможно, маме бы понравитесь, что я ношу ее амазонку и пользуюсь ее вещами.

Летти хотела что-то сказать, но осеклась.

— Почему вы испугались, когда я показала вам хлыст, тетя Летти? Может быть, моя мать взяла его с собой, когда отправилась на последнюю прогулку верхом?

Летти встала и подошла к окну маленькой башенной комнаты, посмотрела на реку, мерцавшую теперь при бледном свете луны.

— Не помню, — ответила она. — Не уверена.

— Конечно, она не могла тогда взять его с собой, — рассуждала Камилла. — Ведь она поехала на Грозовую Гору, а я нашла хлыст на берегу реки. Даже если мама его уронила, он не мог отскочить так далеко.

Летти с видимым облегчением закивала головой.

— Разумеется, ты права. Не могу понять, как он там оказался. Очень странно. Хотя, скорее всего, это не имеет никакого значения.

Камилла вернулась в свою комнату с хлыстом в руках, но ее охватило какое-то смутное беспокойство, спать не хотелось. Она села на кровать, и тревожные мысли снова стали тесниться в ее голове. Может быть, ее успокоит прогулка. Камилла выскользнула из комнаты и спустилась вниз при свете лампы, висевшей над лестничной клеткой.

Слуги уже спали в своих комнатах в кухонном крыле, дом казался опустевшим. Она отворила тяжелую дверь с кованой решеткой и вышла во двор. Ночь была мягкой и прохладной, лунный свет струился над миром, но сад утопал в густых темных тенях.

Она медленно шла по траве, не разбирая дороги, двигаясь через парк по направлению к воротам. Желание пройтись при лунном свете было импульсивным, Камилла не преследовала никакой цели и остановилась лишь в тот момент, когда осознала, что смотрит в освещенное окно в комнатах Росса над конюшней. У нее перехватило дыхание, она замерла, потом попятилась назад, в густую тень дуба, не сводя глаз со светящихся окон. Память захлестнула ее теплою волной, она не в силах была управлять своими мыслями. Камилла ощущала, как вокруг нее смыкается кольцо рук Росса, она могла поднять голову и почувствовать его поцелуй на своих губах. Он был частью ночной грезы, и она не знала, как прервать сновидение. По-видимому, Росс сожалел о своем поведении, иначе, зачем он стал бы так резко отстранять ее от себя? Почему потом разговаривал с ней так холодно и бесстрастно?

В квадрате света двигалась тень, и Камилла внезапно пришла в себя.