Глеб-старший швыряет его через голову на платформу, целится из маузера в распростертую на досках фигуру, брезгливо сплевывает, хватает Глебку за руку и бежит к теплушкам.
Поезд трогается.
Бойцы продотряда и оба Глеба на ходу впрыгивают в теплушки.
Длинный состав с тремя теплушками в хвосте медленно преодолевает крутой подъем. С двух сторон стоит угрюмый лес в зимнем белом уборе.
На задней площадке последней теплушки, засунув руки в рукава, с винтовкой сидит боец продотряда.
Дверные скобы этой теплушки связаны веревкой — здесь никого нет, только продовольствие. Из трубы над второй теплушкой весело курится дымок. Двери полураздвинуты.
Видны мешки и ящики. В центре — печка. Вокруг сидят и лежат бойцы продотряда.
— Везем, товарищи, золото! — говорит Глеб Прохоров. — Нет!.. Ценнее, чем золото! Жизнь везем питерским рабочим! Кто возьмет лишнюю осьмушку — тот враг революции и контра! А с врагом разговор короткий!
Он выразительно хлопает по коробке маузера и спрашивает:
— Разъяснять еще надо?
— Не надо!.. Ясно!.. — вразнобой отвечают бойцы.
— Тогда порешим так! — продолжает Глеб-старший. — Мы — питерцы и жить будем на питерском пайке!.. Вопросы есть?
— А как насчет поесть? — спрашивает кто-то и добавляет смущенно: — По питерской, конечно, норме…
— Каша варится! — отвечает Глеб-старший. — На остановке поедим!
Слышится разочарованный шумок.
— А если поезд пойдет и пойдет… без остановок?
— Если хоть до самого Питера пойдет без остановок, то только радоваться надо, товарищи!.. Потерпим!
Бойцы молчат.
— Потерпим, спрашиваю? — повторяет Глеб-старший.
— Потерпим! — отвечают бойцы.
В передней теплушке тоже полно мешков, кулей и ящиков. Потрескивают дрова в печке. На ней котел. В нем что-то бурлит. Один боец помешивает варево палкой. Второй — это Митрич — стоит у двух ящиков. На левом — весы с гирями. На правом — выстроились рядами небольшие порции хлеба. Митрич считает их вслух…
— Двенадцать, тринадцать, четырнадцать… Еще одной не хватает…
Он отрезает от каравая тонкий кусок хлеба, кладет его на весы. Кусок чуточку перевешивает. Митрич недовольно крякает, берет нож, чтобы отрезать излишки. Подумав, он машет рукой и произносит:
— Ладно!.. Глебке будет — с походом…
— Правильно! — соглашается боец. — За смекалку!..
Средняя теплушка. Глеб-старший подсаживается к Василию и Глебке.
— Как глаз?
— Глаз — он что!.. К вечеру проморгается! — беззаботно отвечает Василий. — Ты, товарищ командир, лучше Глеб Глебычу посочувствуй! У него вво какая шишка на затылке проклюнулась! Хоть бы медяшку какую приложить…
Глеб ласково похлопывает сына по плечу, а Василий, повысив голос, говорит, обращаясь сразу ко всем:
— А что, товарищи!.. Сидеть бы нам на той станции, если б Глеб Глебыч в колокол не ударил!
— Это верно! — подхватывает Архип.
— Как заправский начальник, отправку сыграл! — добавляет кто-то. — Быть тебе, Глеб Глебыч, начальником преогромной станции!
— Не… не хочу! — серьезно отвечает Глебка.
— А кем ты хочешь быть? — подмигивая бойцам, спрашивает Василий.
— Доктором!.. Тиф буду лечить!
Василий удивленно присвистывает. |