С учетом того, что происходило здесь десять минут назад, нашу игру можно назвать вялотекущей и недостойной ажиотажного зрительского интереса, которого и нет.

Гости разбрелись по шатру, но это не значит, что на нас никто не смотрит.

Взгляды на себе я чувствую со всех сторон, думаю, он тоже. Но в этом плане мы с ним из одного теста. Нам обоим не привыкать. Только если на него здесь всегда будут смотреть с уважением, чтобы он не сделал, то на меня — всегда с осуждением, чтобы не сделала я. Потому что у меня нет мужа, а значит, все мужья вокруг меня в опасности, хоть они мне и даром не нужны. Тешить их эго из года в год — не моя головная боль, а вот вести с ними дела — совсем другое дело. Я готова тешить их эго время от времени, ведь мужчины, как дети.

Чуть повернув голову, быстро осматриваюсь, но нигде не вижу голубой льняной рубашки и коротко стриженного затылка.

Отлично.

Может быть, Стрельцов отправился пугать зверей в лесу. Там ему самое место. После того, что он устроил, здесь от него все равно все будут шарахаться. Почему меня это волнует? Он ведь не ребенок.

— У тебя новый знакомый?

Смотрю на Миллера, чувствуя предательское волнение, которое все еще гуляет по моей крови.

Он ждет ответа с мнимым праздным любопытством, но меня все равно это злит.

— У меня много знакомых, — отвечаю, перейдя на другую сторону стола.

Надеюсь, это даст ему понять простую истину — я не хочу обсуждать с ним ничего, касающееся моей жизни. Моя жизнь — закрытая и запечатанная коробка для всех присутствующих здесь людей, и он — не исключение.

— Я думал, ты хотела сыграть, — кивает на стол, намекая на то, что мои удары не тянут даже на слабую попытку отыграться.

— Передумала. Хочу выйти на воздух, здесь душно.

Опять ложь.

Вообще-то, здесь потрясающе.

Музыканты играют что-то легкое и со вкусом, пахнет изумительно — лесом и вечерней свежестью.

Не знаю, кто организовал для Чернышова этот вечер, но этот кто-то гений.

Дима смотрит на меня секунду, а потом бросает:

— Как скажешь.

Зайдя с торца стола, принимается загонять в лузы шары один за другим.

Четко, метко и без ошибок.

Глядя на слаженную работу его крупного подтянутого тела, я не могу игнорировать тот факт, что в этом человеке слишком много всего интересного. С ним невозможно было скучать, думаю, и сейчас ничего не изменилось. Когда-то, еще до того, как окончательно перестала ждать, я была готова простить ему все. Начать все с чистого листа.

Я ждала почти четыре года.

Видимо, характер у него посильнее моего, потому что, выбрав направление, он не собирался с него сворачивать.

Что ж. Ветра ему в гребаные паруса.

Выпрямившись, смотрит на меня молча. Но его молчаливые взгляды я слишком хорошо знаю, и этот не исключение. Тягучий и пристальный.

Сглотнув, вручаю ему свой кий.

Нет…

Нет, черт возьми!

Впервые за последние полгода я вижу то, чего не видела раньше — мужчину, который ничего обо мне не знает. Ничего не знает о том, как я жила последние десять лет, каких усилий мне стоили мои достижения. Если он решил выгулять свой член, пусть найдет кого-то другого.

Молча шагнув в сторону, смешиваюсь с толпой.

Захватив по пути бокал шампанского, выхожу из шатра в летние сумерки, наобум выбрав направление.

Пытаясь стряхнуть с себя эмоциональную кашу, которая царапается под кожей, делаю большой глоток из бокала прямо на ходу и заворачиваю за белый брезентовый угол шатра, стараясь не сходить с дорожки, чтобы не увязнуть каблуками в газоне.

— Зараза! — поперхнувшись, стираю с подбородка кисло-сладкие капли и со злостью потрошу переброшенный через плечо крошечный клатч, в котором кроме пудреницы и салфеток ничего не помещается.