До Казанского вокзала он добрался на такси, бросив свою машину на неохраняемой стоянке в трех кварталах от банка. Таксист принялся недовольно ворчать, когда Глеб заставил его в течение получаса петлять и кружить по городу, но, получив щедрую плату, угомонился и даже пожелал своему странному пассажиру счастливого пути. Глеб помахал ему на прощание рукой и налегке двинулся к зданию билетных касс. По пути ему попался коммерческий киоск, в котором он за безбожно огромную цену приобрел легкую спортивную сумку, зубную щетку, пасту, кусочек мыла и безопасную бритву с набором одноразовых лезвий.

Привокзальная площадь сияла огнями, моросящий дождь прекратился, и в холодном воздухе повис туман, окружив фонари сияющим жемчужным ореолом. В воздухе отчетливо пахло углем и мазутом – железной дорогой, дальними странствиями. Глеб с раннего детства любил ездить поездом. У большинства людей эта любовь проходит годам к восемнадцати, вытесненная сопряженными с таким способом передвижения хлопотами и неудобствами, но Глеб Сиверов был исключением из правила. Железная дорога всегда вызывала в нем легкое волнение – казалось, по блестящим рельсам можно уехать в совершенно неведомые края, в другую жизнь, чуть ли не в Зазеркалье. Снова поймав себя на этом ощущении обещанного праздника, Глеб усмехнулся и покачал головой. Ему давно уже было известно, что все железные дороги заканчиваются в сутолоке и грязи депо и захолустных сортировочных станций, но чувство приятного подъема все равно не проходило. Возможно, отчасти в этом было виновато его очередное бегство из-под надзора. Сломав оговоренную последовательность действий, он каким-то образом восстановил статус-кво, опять сделавшись независимым и невидимым как для врагов, так и для друзей.

Перед его мысленным взором вдруг как живая предстала Ирина, сидящая с ногами в своем любимом старом кресле и читающая какой-то журнал при свете торшера. Вернее, делающая вид, что читает, потому что на самом деле она дожидалась его возвращения, чутко прислушиваясь к каждому звуку, доносившемуся с лестничной площадки. Эта картина разбудила в нем глухие угрызения совести, но Глеб утешил себя тем, что Малахов, наверное, уже сделал обещанный звонок.

Он вошел в зал, где продавали билеты на поезда дальнего следования, и, отстояв коротенькую очередь, приобрел два места в спальном вагоне до Пятигорска. Теперь в его распоряжении было целое купе, что полностью разрешало проблему попутчиков, которым могло не понравиться соседство с человеком, у которого под мышкой висит пистолет, а в карманах полно патронов и запасных обойм.

До отправления поезда оставалась еще почти два часа. Глеб вышел из здания вокзала на Каланчевскую площадь и остановился, придерживая на плече ремень полупустой сумки. Туман оседал на его кожаной куртке мелкими капельками влаги, мартовская грязь поблескивала в свете фонарей. Автомобили, проезжая мимо, издавали такой звук, словно двигались по огромной липучке для мух, с трудом отдирая от нее колеса. Глеб вытряхнул из пачки сигарету, автоматически отметив, что внутри осталось всего три штуки. Что ж, решил он, до утра этого ему вполне хватит, а там… Там о сигаретах придется на время забыть. Там придется на время забыть о многом. В голове у него вдруг возник на удивление яркий образ: мохнатый паук-охотник, крадущийся в поисках жертвы через травяные джунгли, время от времени останавливающийся и приподнимающийся на своих суставчатых ногах, чтобы оглядеться. Идеальная машина смерти – без эмоций, без пристрастий, без вредных привычек и перепадов настроения. Это была довольно отталкивающая картинка, но Глеб лишь равнодушно пожал плечами: каждый уважающий себя профессионал во время работы приобретает некоторое сходство с машиной. Скажем, хороший плотник, когда он занят своим делом, представляет собой идеально отлаженное универсальное устройство для отпиливания досок и забивания гвоздей.