– Чай не находили? – тихо поинтересовалась Кадсуане у Мерисы.

– Нет, насколько мы можем сказать, – ответила Зеленая. – Мы узнаем больше, когда очнутся две оставшиеся в живых. Они потеряли сознание, как только мы вывели их из транса.

Кадсуане кивнула. Дверь комнаты ал’Тора была распахнута, и снаружи, словно рой ос, обнаруживший пропажу улья, суетились Девы. Кадсуане не смогла бы их осудить. Очевидно, что ал’Тор мало что сказал о случившемся. Глупому мальчишке очень повезло остаться в живых! «Что за проклятый Светом беспорядок!» – подумала Кадсуане, минуя Дев и переступая порог комнаты.

Небольшая группа Айз Седай, тихо переговариваясь, сгрудилась в дальнем конце комнаты. Сарен, Эриан, Белдейн – все оставшиеся в лагере сестры, что были в живых и в сознании. Все, кроме Элзы. А где же Элза?

Все трое кивнули Кадсуане, увидев, что она вошла, но та едва удостоила их взглядом. Мин с покрасневшими глазами сидела на кровати, потирая шею. Ее короткие волосы были растрепаны, в лице ни кровинки. Ал’Тор стоял у распахнутого окна на дальней стороне комнаты, вглядываясь в ночную темень. Здоровой рукой он сжимал за спиной культю. Его смятая куртка валялась на полу, он был в одной белой рубашке. Холодный ветер врывался в окно и теребил его рыжевато-золотистые волосы.

Кадсуане быстро оглядела комнату. За ее спиной в холле Хранительницы Мудрости принялись допрашивать Дев.

– Итак? – произнесла Кадсуане. – Что здесь произошло?

Мин подняла голову. На ее шее были видны красные отметины, которые скоро превратятся в синяки. Ранд даже не обернулся от окна. «Что за несносный мальчишка», – подумала Кадсуане, проходя вглубь комнаты.

– Говори же, мальчик! – приказала она. – Нам следует знать, если лагерь в опасности.

– С опасностью покончено, – тихо ответил он. Что-то в его голосе заставило ее занервничать. Она ожидала вспышки ярости или, возможно, удовлетворения. На крайний случай – усталости. Вместо этого его голос был холоден.

– Не объяснишь ли, что все это значит? – потребовала Кадсуане.

Наконец он обернулся и взглянул на нее. Она невольно отступила на шаг, хотя не смогла бы объяснить, почему. Он оставался все тем же глупым мальчишкой – высоченным, слишком самоуверенным и тупоголовым. Но теперь он был преисполнен странного спокойствия, и в этом была некая обреченность. Похожее спокойствие видишь в глазах осужденного на казнь за миг до того, как он шагнет в петлю палача.

– Наришма, – сказал Ранд, посмотрев за спину Кадсуане. – У меня для тебя есть новое плетение. Запомни его. Я покажу его тебе только один раз, – с этими словами ал’Тор вытянул руку в сторону. Между его пальцами сверкнул белый огонь, который ударил в валявшуюся на полу куртку. Она исчезла во вспышке света.

Кадсуане зашипела:

– Я говорила тебе, мальчик, никогда не использовать это плетение! Никогда так больше не делай! Слышишь! Это не…

– Это плетение мы должны использовать в случае боя с Отрекшимися, Наришма, – тихий голос ал’Тора прервал Кадсуане. – Если убить их чем-нибудь еще, их смогут возродить. Это опасный инструмент, но всего лишь инструмент. Как любой другой.

– Это запрещено, – сказала Кадсуане.

– Я решил, что нет, – спокойно ответил ал’Тор.

– Ты и понятия не имеешь, на что способно это плетение! Ты – ребенок, играющий с…

– Я видел, как погибельный огонь уничтожал целые города, – сказал ал’Тор с нарастающим беспокойством во взгляде. – Я видел, как его очищающим пламенем выжгли из Узора тысячи жизней. Если ты называешь меня ребенком, Кадсуане, то кто же тогда те из вас, что младше меня на тысячи лет?

Он взглянул ей в глаза.