– А ты не понимаешь, что твоя неуверенность разрушает все, что могло бы у нас быть?

– Я могу измениться. Но ты должна помочь мне.

– Вот поэтому я и хотела поговорить позже, – отрезала она. – Ты дашь мне пройти?

Гавин с явной неохотой уступил ей дорогу.

– Мы еще не закончили этот разговор, – предупредил он. – Я наконец-то на кое-что решился и не отступлюсь, пока не заполучу.

– Прекрасно, – сказала Эгвейн, проходя мимо. – Сейчас мне не до того. Я должна пойти и отдать людям, о которых я забочусь, приказ вырезать других людей, о которых я тоже забочусь.

– Значит, ты это сделаешь? – спросил Гавин за ее спиной. – По лагерю ходят слухи. Я их слышал, хотя все утро не сходил с этого места. Кое-кто считает, что ты отдашь Брину приказ штурмовать город.

Она замешкалась.

– Очень жаль, если это произойдет, – продолжил он. – Мне плевать на Тар Валон, но я знаю, что подобный приказ значит для тебя.

Девушка повернулась к нему.

– Я исполню то, что следует, Гавин, – произнесла Эгвейн, встретив его взгляд. – Во благо Айз Седай и Белой Башни. Даже если это причинит мне боль. Даже если это решение разорвет меня на части. Я сделаю это, если это должно быть сделано. Непременно.

Юноша медленно кивнул. Она направилась к шатру в центре лагеря.

– Это была твоя вина, Джесси, – сказала Аделорна. Ее глаза были все еще красными: прошлой ночью она, как и многие другие, потеряла Стража. Но она, к тому же, была вынослива, как дикая собака, и, без сомнения, полна решимости скрыть свою боль.

Джесси Билал грела руки о кружку с крыжовниковым отваром, отказываясь поддаваться на подначки. Вопрос Аделорны был неизбежен. И, возможно, Джесси заслужила выговор. Безусловно, так или иначе, они все его заслужили. Кроме, пожалуй, Тсутамы, которая в момент, о котором шла речь, не была главой Айя. Отчасти именно поэтому она и не была приглашена на собрание. Поэтому, а также потому, что Красные сейчас были не в лучших отношениях с остальными.

Крошечная, тесная комнатушка едва вмещала пять стульев и маленькую пузатую печку у стены, излучающую умиротворяющее тепло. Тут не было места для стола, не говоря уже о камине – едва достаточно пространства для пяти женщин. Самых могущественных женщин в мире. И, по-видимому, самых глупых.

Этим утром они были жалким сборищем сестер, утром, рассвет которого ознаменовал самую крупную катастрофу в истории Белой Башни. Джесси взглянула на женщину рядом. Феране Нехаран – Первая Рассуждающая Белой Айя – была маленькой полной женщиной, которая, казалось, чаще прислушивалась к велениям души, чем к логике, что было странно для Белых. Сегодня был один из таких дней: Феране сидела, нахмурившись и скрестив руки на груди. Она отказалась от чашки чая.

Следующая за ней – Суана Драганд, Первая Плетельщица Желтой Айя. Она была тощей, кожа да кости, но у нее был непреклонный нрав. Аделорна – та самая, обвинившая Джесси – сидела возле Суаны. Кто мог упрекнуть за язвительность Капитан-Генерала Зеленых? Ту, кого высекла Элайда и которая прошлой ночью чуть не погибла от рук Шончан? Стройная женщина выглядела растрепанной, что было ей несвойственно. Ее светлое платье было измято, а волосы стянуты для удобства в узел на затылке.

Последней в комнате была Серанха Колвин, Старший Секретарь Серой Айя. Она была шатенкой с узким лицом, на котором всегда было такое выражение, словно она съела что-то кислое. Кажется, сегодня она проглотила что-то особенно неприятное.

– Она права, Джесси, – сказала Феране, ее размеренная речь контрастировала с ее раздражением.