7

Танатост

Хотя воображение бета-самца часто повергало Чарли Ашера в робость и даже паранойю, если дело доходило до приятия неприемлемого, оно же ему служило, как туалетная бумага из кевлара — пуленепробиваемая, чуть противная в применении. Погибнет он не от собственного неумения верить в невероятное. Чарли Ашер никогда не станет жучком, размазанным по затуманенному ветровому стеклу тусклого воображения.

Он знал: все, что с ним случилось за последний день, — вне пределов возможного для большинства людей, а поскольку единственным свидетелем, способным эти события подтвердить, был человек, полагавший себя Императором Сан-Франциско, Чарли, конечно, никому не сумеет доказать, что за ним гонялись гигантские вороны-сквернословы, а затем оракул в блядских «лодочках» объявил его экскурсоводом в неоткрытую страну.

Даже Джейн ему такого не спустит. Понять его захотел бы — смог бы — всего один человек, и в десятитысячный раз Чарли ощутил, как отсутствие Рэчел коллапсирует в груди миниатюрной черной дырой. Так его соучастником стала Софи.

Крохотный ребенок в комбинезончике с Элмо и младенческих «док-мартенсах» (подарок тети Джейн) сидел в своем автомобильном стульчике на кухонной стойке рядом с аквариумом.

(Чарли купил ей шесть больших золотых рыбок, примерно когда она стала различать движение. Девочке нужны домашние животные. Рыбок он назвал в честь адвокатов из телевизора. В данный момент Мэтлок шел по пятам Перри Мэйсона, стараясь сожрать длинную струйку рыбьих какашек, что тянулась у Перри из кормового слипа.)

У Софи уже пробились материнские темные волосы и, если Чарли не ошибался, та же потрясенная нежность к нему на лице (плюс разлив слюней).

— Значит, я Смерть, — произнес Чарли, пытаясь сконструировать сэндвич с тунцом. — Папа у тебя Смерть, золотко. — Он проверил, как там тост — механизмам выброса тостов он не доверял, ибо производители тостеров иногда желали его смерти. — Смерть, — повторил он; тут консервный нож скользнул, и Чарли ударился о стойку перевязанной рукой. — Черт!

Софи забулькала и выпустила очередь счастливого детского лепета, который Чарли принял за «Ну расскажи, папуля? Пожалуйста, ну прошу тебя — расскажи».

— Я даже из дому выйти не могу — боюсь, кто-нибудь замертво падет к моим ногам. Я — Смерть, солнышко. Сейчас тебе, конечно, смешно, но ты никогда не попадешь в приличный детский садик, если папа у тебя укладывает людей поспать в ямку.

Софи выдула пузырь слюнявого сочувствия. Чарли извлек тост из аппарата вручную. Сыроват, но впихнешь его туда еще раз — непременно подгорит, если не следить за тостом ежесекундно и не выковырять вручную опять. Поэтому теперь Чарли, вероятно, подхватит какой-нибудь редкий и вредный для здоровья патоген недожаренного тоста. Тостовое бешенство! Ешь тостерных производителей.

— Это смертельный тост, барышня. — Он показал Софи кусок недожаренного хлеба. — Тост Смерти.

Он положил хлеб на стойку и снова пошел на банку тунца приступом.

— Может, она выражалась фигурально? В смысле, может, рыжая просто имела в виду, что я… ну, понимаешь, смертельный зануда? — Это, конечно, не очень объясняло всю остальную происшедшую жуть. — Как ты считаешь? — обратился он к Софи.

В лице ее он искал ответа, а малютка сияла ему типичной рэчелианской улыбкой умника (минус зубы). Она неприкрыто наслаждалась его мучениями, и, странное дело, Чарли от этого стало легче.

Консервный нож опять соскользнул, сок тунца брызнул на рубашку, а тост упрыгал под стойку, и теперь на него налипли комья пыли. Мусор на его тосте! Мусор на тосте Смерти. Черт, да что за радость быть Повелителем Преисподней, если на твоем недожаренном тосте — мусор?

— Йопь!

Он схватил с пола тост и запустил мимо Софи в гостиную.