Для простоты привожу здесь оригинал этого образца лаконизма. Там было всего одно слово:

Заткнись.

То, что на меня все же вышли и я больше не одинок, не вызвало ожидаемой паники; возможно, мысль о компании, пусть даже пока невидимой, притупила тошнотворный страх, что меня нашли и предлагают уняться самому. Вряд ли сюда наведался специалист по возврату биокредитов: они не оставляют записок, максимум коротенькие пояснения родственникам должника, что к чему. Разумеется, я не настолько разволновался, чтобы последовать столь доходчиво изложенному совету и соблюдать тишину. Если стук клавиш машинки мешает моему новоявленному соседу (или соседке), пусть перебирается в другое заброшенное здание. Даже будь у меня намерение сдаться, записка с коротким грубым предложением подлила масла в огонь под моей задницей, и я печатал всю ночь, изо всех сил ударяя по клавишам, пока костяшки пальцев не свело, а запястья не начало простреливать. Я всегда нарушал прямые приказы.

В первый же вечер за границей, забросив на плечо неподъемные сумки на ремне, мы с Гарольдом Хенненсоном сошли из грузового самолета на итальянскую землю и пробились сквозь толпу солдат к ближайшему наземному транспорту. Я почему-то думал, что у самолетных ангаров нас встретит толпа женщин с цветами, поцелуями и ключами от гостиничных номеров, но все достойные поп-звезды фантазии растворились в воздухе, едва открылись двери и в салон ворвался гул недовольных мужских голосов. Приказы полетели с молниеносной быстротой, и я не понял, какие адресованы мне, какие — Гарольду, а какие — остальным морпехам, бегавшим кругами по бетонной площадке. Пока раскумекал, что к чему, успел промаршировать с тремя разными взводами под бодрый припев «Гимна военной поры».

Командовавший нами лейтенант приказал мне убираться на хрен из аэропорта, но не переходить с бега на шаг, пока не найду взвода, к которому приписан. Но когда я припустил к двойным дверям, а мои получившие назначение соотечественники уже сидели в веренице открытых грузовиков, молодая красавица итальянка с черными как вороново крыло волосами заступила мне путь. Грудь у нее была небольшая, но так упруго натягивала майку без бретелек, что мои ступни будто примагнитились к земле, и я забыл о Соединенных Штатах, вооруженных силах и всяком понятии о сексуальной морали.

— Солдат, — сказала она, старательно выговаривая каждый звук большими пухлыми губами, — ты уезжаешь, чтобы умереть за меня! — И с этими словами буквально упала мне на грудь, крепко обхватила руками за талию и устроила моим гландам долгий, медленный и чувственный массаж языком.

Не знаю, то ли я ожидал демонстрации любвеобильных дам в аэропорту, то ли скучал по Бет, а может, хотел произвести впечатление на женщину своим чувством долга или просто был всегда готовым молодым парнем, застоявшимся в дороге, но я прильнул к этому рту и телу со всей молодой страстью, работая губами и языком в ритме ча-ча-ча. С тех пор видал я эти уличные нежности не скажу где.

Эта тварь стащила мой бумажник.

— Цыгане, — стращал меня Гарольд вечером, когда мы распаковывали сумки. — Ты с ними поосторожнее. Тырят все, что гвоздями не прибито.

— Она показалась мне классной, — защищался я.

— Сейчас она еще лучше, с лишней полусотней баксов в кармане.

Большая часть багажа Гарольда состояла из продуктовых запасов: металлические и стеклянные банки с белковым порошком и специальными энзимами и энергетические батончики с шестью разными добавками (на вкус все как один напоминали опилки).