— Вас нет в списке.

Я открыл кошелек, достал десять долларов и протянул ему. Это были мои последние десять долларов.

— Ваши документы?

Я поднял руку и показал надпись: «НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЙ», все еще сохранившуюся от прохода в клуб «40/40».

— Алкоголь не пить, — сказал гном. — И не…

— Не сидеть у барной стойки, да, я знаю.

Он махнул нам рукой, пропуская внутрь. В следующую же секунду я услышал, как зафонил микрофон, и увидел на сцене Норри, Калеба и нашего певца Сашу. Они поднимались на сцену и оглядывали толпу, изображая из себя крутых рок-н-ролльщиков и неумело пряча волнение. Меня они еще не заметили.

— Подожди, Гоби, — сказал я, потому что мне в голову пришло кое-что ужасное. — Ты же не собираешься никого здесь убивать?

— Если в этом не будет необходимости.

Она остановилась и изучающе посмотрела на сцену и на ребят.

— Как ты думаешь, если начнется перестрелка, кто-нибудь из них заслонит тебя грудью от пули, а? — спросила она.

Ее взгляд остановился на Норри.

— Возможно, вон тот, ударник, он и ростом повыше, и загородить тебя сможет, если дойдет до дела. Если что, прячься за него.

— Ты шутишь, да? Ты точно шутишь. Он мой лучший друг.

Я лихорадочно соображал, пытаясь придумать сценарий более отчаянный, чем перестрелка на первом концерте моей группы в Нью-Йорке. И тут я почувствовал, как на мое плечо легла чья-то рука.

Гоби уже растворилась в толпе, а я резко обернулся и уставился на двух человек, стоявших напротив.

— Мама? — сказал я. — Папа?

13

Энди Уорхол говорил: «В будущем каждый будет иметь право на пятнадцать минут славы». Опишите ваши пятнадцать минут.

Университет Нью-Йорка

Я уставился на родителей круглыми от удивления глазами. Тут до меня дошло, что с тех пор, как я говорил с отцом по телефону, прошло сорок пять минут.

— Мы решили, что, возможно, найдем тебя здесь, — сказал он, поднимая руку так, словно собирался то ли похлопать меня по плечу, то ли врезать мне в челюсть. Он помедлил и в конце концов просто опустил руку. Отец смотрел на меня в упор, разглядывая так пристально, как никогда раньше, словно видел меня впервые. Мне стало неуютно под его взглядом; я даже зачесался. — Полагаю, Гоби здесь, с тобой?

— Да, где-то здесь, — сказал я.

Отец кивнул и принялся разглядывать толпу. Он буквально сканировал окружающих, как терминатор, просвечивая их насквозь в поисках той, которая могла одним лишь словом разрушить его семейную жизнь.

— Перри, — сказала мама, — как ты мог так поступить с нами? Как ты мог обмануть наше доверие?

— Это я обманул ваше доверие? — Я перевел взгляд на отца. — Мама…

— Добрый вечер, Нью-Йорк! — проорал Саша со сцены, оглушив всех присутствующих. Некоторые даже расплескали напитки и состроили кислые рожи. — Говорят, Нью-Йорк сегодня дрогнет!

Толпа на миг стихла; люди посмотрели на сцену и, решив, что Саша не представляет большой угрозы, вернулись к своим напиткам и разговорам.

— Я говорю, — не унимался Саша, — что слышал, будто Нью-Йорк сегодня дрогнет!

Сейчас мне было непонятно, почему мы взяли Сашу вокалистом в нашу группу. С одной стороны, у него, конечно, был плюс — эдакая животная энергетика, необходимая для выступления на сцене. С другой стороны, он, похоже, решил, что сейчас 1985-й год — время, когда его родители были нашими сверстниками.