В последний час он несколько раз перезванивался по телефону с президентом, который мчался в Кремль с загородной дачи – и вот наконец прибыл.

Высшие военачальники въехали в ворота Кремля чуть ли не одновременно с ним и очень удивились, когда застали внутри штатских советников из президентской администрации.

Эти штатские будто нюхом чуяли кризис и боялись, что его разрешат без них. К тому же дело касалось их родного города – ведь все они, за малым исключением, перебрались в столицу из Питера.

И все они поначалу склонялись к мысли, что неопознанный летающий объект надо каким‑то образом остановить раньше, чем он долетит до города трех революций.

Но как только стало ясно, что голыми руками его не возьмешь, штатские сразу дали слабину. Потому что речь зашла не о чем‑нибудь, а о применении ядерного оружия.

Если простые ракеты инопланетному кораблю не страшны – надо жахнуть по нему ядерной бомбой. Против нее уж точно никакая техника не устоит, будь она хоть трижды внеземная.

Тут президентские советники забеспокоились, потому что атомный взрыв в считанных километрах от финской границы – это не шутка. Инопланетяне не так уж страшны по сравнению с Евросоюзом, за спиной у которого Америка.

О применении ядерного оружия даже думать нельзя без консультации с американским президентом. А консультироваться некогда.

Минуты тают, и если не принять решение прямо сейчас, то НЛО улетит к финнам. И тогда останется только молиться и надеяться, что финны каким‑то чудом его собьют. Потому что если нет, то российской авиации придется атаковать его уже прямо над Питером, и предсказать последствия никто не возьмется.

Когда военные наглядно обрисовали эту картину, штатские неожиданно вспомнили, что у инопланетян могут быть и мирные намерения. И задались вопросом, почему их вообще надо обязательно атаковать.

– Вот оно, хваленое земное гостеприимство! – заметил один из них, известный своими либеральными взглядами. – В кои‑то веки братья по разуму захотели установить с нами контакт – а мы по ним прямой наводкой из всех стволов вместо торжественного салюта.

Но военные имели свою точку зрения на этот счет, и с их аргументами крайне трудно было спорить.

Тот, кто пришел с миром, не станет переть напролом. Увидев, что ему не рады, мирный гость должен немедленно покинуть охраняемое пространство и ждать контакта где‑нибудь на орбите.

Начальник Генштаба так и сказал президенту, напомнив заодно, что кроме «цели 30» в российском воздушном пространстве находится еще и «цель 120». Она движется над якутской тайгой, где совсем нет людей, и подрыв тактической ядерной боеголовки не принесет там вообще никакого вреда.

– Надо уничтожить эту цель, – предложил генерал, – Возможно, тогда противник поймет, что с нами шутки плохи, и сам отзовет второй объект.

– А вы убеждены, что атомный взрыв наверняка уничтожит эту цель? – спросил президент.

– В эпицентре взрыва любой материальный объект просто испарится, – без тени сомнения ответил начальник Генштаба.

Но президент так и не решился.

Он был готов согласиться, что подпускать «цель 30» к его родному Петербургу смертельно опасно и ни в коем случае нельзя, – но ему претила мысль о подрыве ядерного заряда над российской территорией, пусть даже это будет безлюдная якутская тайга.

Эхо Чернобыля не давало политикам покоя даже через пятнадцать лет после катастрофы.

И ведь еще неизвестно, к чему на самом деле приведет ядерный взрыв. Трудно даже представить себе, какая энергия может высвободиться при разрушении двигателей, способных пронести корабль через межзвездное пространство.

В том, что это именно такой корабль, никто, кажется, уже не сомневался. Доклады летчиков, показания радаров и сведения из зарубежных источников не оставляли никаких сомнений на этот счет.