Комната, напоминавшая дворцовые покои в каком-нибудь флорентийском дворце времен Ренессанса, способствовала задумчивой мечтательности. Она пускала дым в покрытый фресками потолок, размышляя, почему такие мужчины и такие дома достаются другим женщинам, и в подметки ей не годящимся.
— Вот вы где, дорогая! Можно присоединиться? — Присев в кресло напротив Анны, Сазонова закурила пахитоску в длинном мундштуке. — Как я рада, что вы здесь! Кажется, впервые в этом чудесном доме? Смущены роскошью? Право же, это не буржуазная, а подлинно аристократическая роскошь. Каждая вещь в этом доме имеет художественную, эстетическую ценность. Поверьте, хозяева умеют наслаждаться настоящим искусством и вещами с историей.
— Представительная пара. Прекрасный дом. — Чужое богатство не вдохновляло Анну. Сазонову, напротив, переполнял восторг.
— Утонченная внешность и изысканность манер хозяев не случайны. На них поработало несколько поколений древней ветви русских аристократов. Наследственность. И Любочка прелесть — вы непременно подружитесь. Согласитесь, это именно та редкая женщина, которую можно было бы представить рядом с Николя. А какая романтическая влюбленность связывает их!
— Право, они удачно нашли друг друга, — согласилась Анна, понимая теперь, что брошенный на нее взгляд фиалковых глаз она истолковала слишком лестно для себя.
— Сейчас я поведаю вам об их прелестном романе! — засияла Сазонова в предвкушении рассказа. — Любочка Ольхина считалась первой красавицей Петербурга. Далекая от богемы, рафинированная питерская интеллигентка…
— И аристократка?
— Фамильное древо Недоброво ломится от знаменитых предков. Любочка — дворянка, хороших кровей и с огромным приданым. На одном из вечеров в Академии художеств ее познакомили с лучшим танцором столичного света — красавцем Недоброво. Да и Любочка танцевала прекрасно — пленяла лебединой грацией. На них любовались, и всем прямо тогда стало ясно, что путь у этой пары один — под венец!
— А вот я вовсе танцевать не умею и всегда стесняюсь в рафинированном обществе. — Романтическая история разозлила Анну. Эта богатая буржуазка выросла в розовой детской и без усилий получила все, да еще ухватила самого прекрасного принца столичного света. — Моя родословная, думаю, заслуживает не меньшего внимания. Но я стараюсь не хвастаться своим происхождением. В наше демократическое время как-то смешно кичиться предками. И потом… Когда чувствуешь свой путь, свое дело… бриллианты теряют ценность.
— Ах, разумеется, с таким даром, как ваш, дорогая, украшать себя драгоценностями излишне. Вы сами — бесценный бриллиант.
— С комплексом парвеню. Мое детство прошло, в сущности, у моря. Я предпочитала игры с местной ребятней прогулкам со скучными боннами.
— Вы родились бунтаркой — это же ясно! Муштра — не ваша стихия. «А он, мятежный, ищет бури…»
— Как точно вы угадали: моя стихия — море. Жаль, здесь не могу продемонстрировать свое мастерство плавания. Ну, а манеры… Ношу шали, потому что не знаю, куда деть руки! — Анна сдержалась, чтобы не упомянуть о «дворняжьем» прозвище.
— Именно вы, моя дорогая, ввели шали в моду. Заметили? Три из десяти дам сегодня были в шалях. А в плане стиля и оригинальности вы кого угодно заткнете за пояс — совершенная индивидуальность.
— Николай Владимирович уже пригласил меня на следующие поэтические чтения. Буду думать, что я ничем не хуже Любочки, несмотря на отсутствие сногсшибательных да и всяких иных бриллиантов. Богатство — это отдельное достоинство. Легко, правда, превращающееся в недостаток. |