Одновременно приходят две новости. Первая — возвращается часть отряда, отправленная на вторичную промывку золота. Вторая — в магазин Леспромхоза завезли спиртное. И ни какую-нибудь дрянь, а настоящее "Яблочное" в бутылках по 0,5 литра, шестнадцать — на — шестнадцать. По прямому договору с кубанским колхозом "Путь к коммунизму!" — лес в обмен на портвейн. Братьев усталых, с приисков золотых приезжающих, надо встретить достойно? Надо!

Организуется мобильная ударная группа. Я — во главе, как самый ответственный, в довесок, в качестве физических исполнителей — Лёха-каратист и Лёнька Молдаванин — как самые здоровые — вдруг что, да и груз немалый предстоит транспортировать.

До леспромхоза — километров двадцать пять, сугубо по заброшенной в незапамятные времена узкоколейке. Есть и наезженная дорога, но по ней все сто двадцать километров будет, а попуток здесь не водится, тем более — за вином, конкуренция, однако.

Выступаем затемно. Если для свиньи бешенной — семь вёрст не крюк, то для стройотрядовца и поболе — не в зачёт.

Подгребаем к самому открытию магазина. Наблюдается страшный ажиотаж, такое впечатление, что лесорубы со всего Северного Урала сбежались сюда — может, конкурс какой объявили?

И точно конкурс. Типа — а кто в этой тайге самый крутой? Победителю — приз.

Принимаем в конкурсе самое активное участие. Вернее — Лёха принимает, а мы с Молдаванином только тела лесорубов в тенёк относим — типа — вежливость проявляем.

Набиваем три рюкзака трофеями, берём обратный курс.

Жарко до невозможности, пот льётся ручьями нешуточными, пить хочется, а пить то и нечего — не продумали в спешке аспект этот.

— Эй, Старшой! — Стонет плетущийся последним, Молдаванин, — Давай попьём немного, а?

— Так нет же ничего, — отвечаю, — И сам бы рад.

— Как это — нет? — Активно подключается Лёха, — А на горбу мы что тащим? Жидкость ведь, верно? Ну, давай по бутыльку всего хлопнем, а?

Спорю для порядка ещё минут десять и сдаюсь, хотя, в глубине души и понимаю, что ошибку совершаю нешуточную. После привала — новый бросок к цели конечной, снова привал и — "по бутыльку".

Не доходя до базы километра два, Молдаванин падает окончательно, — но не на спину, где груз бьющийся располагался, а, сугубо на живот — морду лица только поцарапал знатно.

Ну, а что тут удивительного — школа, однако, блин.

— Не, Старшой, — устало бубнит пьяненький Лёха, — Я ту и вино покараулю и Молдаванина, а ты дуй за подмогой, тут недалеко уже.

Уписаться можно — раз пятьдесят — и всё в один и тот же подгузник.

Дую за подмогой, вдруг впереди, в сумерках ранних — два зелёных огромных глазища — чисто фары автомобильные. Приведение, что ли какое, или ещё что? Уже каменюку с земли здоровенную подобрал, и вдруг слышу:

— Мяу, мяу! — Да это кот Кукусь, морда полосатая, нас встречать вышел. Молодцом, братишка!

Доплелись с котом до барака, спасительную команду на помощь товарищам направили.

Через полтора часа и два тела бесчувственных и остатки королевских винных погребов были успешно доставлены, а ещё через часок и золотоискателей наших привезли.

— Ну, в принципе, на, справился, на, — сказал мне Михась, руку пожимая.

А тут вдруг казус неожиданный случился — соратники то наши за целый месяц, в тайге проведённый, к свежему воздуху привыкли, и банька там у них приличная была. Зашли они в наш барак загаженный — носами крутят, бухтят что-то нелицеприятное в наш адрес, графья недоделанные.