– Милостивый Боже, – умоляла я, и мои колени внезапно ослабели. – Даруй Моргане язык из золота. Артуру всю силу, которая ему может понадобиться. А Мордреда… вразуми, чтобы он понял бессмысленность своей затеи.

После полудня прошел первый осенний ливень, насытил влагой леса, вызвал к жизни пересохшие ручьи и источники. Пришла ночь. Я лежала на кровати, слушала гогот летящих с севера гусей, а сама думала, покинули ли уже на зиму Нортумбрию горихвостки-лысушки. Сверху, с темного неба, на землю упал призывный клич кроншнепа, и я погрузилась в сон.

Я стояла где-то на плоскогорье, на мшистой земле и под голубым куполом небесного свода раскинула руки наподобие креста – распятия, которое каждый день видела в алтаре. Вдали возник тяжелый пульсирующий звук, переросший в гром в моей голове. По восемь в ряд подъезжали воины, не ведая, что у них под ногами лежала я и, как сама земля, оплакивала своих сыновей. Затрубили тяжелые буйволовые рога, их заунывный голос прокатился над равниной, и тогда я растворилась в ее тенистых окраинах, в месте смерти, которое посещала каждую ночь.

Друг перед другом стояли две армии, лошади нетерпеливо били копытами, вороны и волки дожидались поживы. А в середине в безмолвном призрачном поединке сошлись два рыцаря.

– Нет! – кричала я. Мой голос срывался, и я бросилась к ним в безнадежной попытке пересечь всхолмленную землю.

Сердце вырывалось из груди, мышцы болели, как будто я сама наносила и принимала удары, а воины с бесконечной грациозностью все кружили и кружили в своем отвратительном танце.

– Остановитесь! – кричала я, но звук замирал на губах. – Не надо! Я прошу вас, не надо!

Глухие ко всему, кроме ударов собственной судьбы, бойцы заключили друг друга в смертельные объятия и, как и раньше, то возникали в поле моего зрения, то пропадали из глаз. Но на этот раз небо окрасилось красным, видение померкло, ураган растрепал волосы и прикрыл ими глаза, а когда я откинула их в сторону, земля была уже усеяна телами. Мертвые, умирающие, жалобные стоны уходящих из жизни воинов. Оплакивая их жестокую смерть, я видела пиршество войны: крошево внутренностей и отрубленных ног и рук, красные капли крови из каждого рта, точно ниточки драгоценных камней.

Потом, будто давая мне отдых, вся сцена отошла на задний план, и передо мной возникли два рыцаря в самой середине поля. Истекающий кровью, изрубленный, изнуренный до слепоты, один угрюмо прислонился к стволу ближайшего дерева, другой упал на груду товарищей.

– В этот раз, – кричала я, – все должно быть по-другому!

Я собрала всю свою волю, но воин на куче тел шевельнулся и, сжимая меч, поднялся с убитых товарищей. Как учуявшая след гончая, его тело отзывалось на присутствие врага. Воин собрал все свои силы и сосредоточился на человеке у дерева.

Долгий испытующий взгляд, и человек с мечом начал медленное, но неумолимое приближение к противнику.

– Уходи! – закричала я, чувствуя, как во мне поднимается паника, потому что заранее знала, чем все это кончится. Я молила любимого уклониться от роковой встречи. Но между нами с тем же успехом могла находиться стеклянная стена – он меня не слышал, и я была не в силах предотвратить краткий миг схватки.

Почувствовав опасность, воин у дерева напрягся и медленно выпрямился. Он поводил головой из стороны в сторону, как человек, который не очень ясно видит, и, не отрывая глаз от угрозы, потянулся к рукоятке торчащего неподалеку копья. Освободив наконечник из мертвого тела, он перехватил поудобнее оружие и пригнулся, не выпуская из виду приближающегося врага.

И тогда я поняла, как понимала каждую ночь: у этой истории может быть лишь один конец и один победитель, какие бы он ни принимал обличья.

В прошлом в моих сновидениях человек с копьем был обычно Маэлгоном.