Дом был устроен просто: сени, две комнаты, кухня. Сортир на улице слева, справа баня и сарай. По центру скелет парника и грядки. Женя поставил водку на стол и затопил печь.

— Зачем, Женя? Тепло же.

— Скоро ты замерзнешь. Пусть будет жарко, а не тепло.

— Ты сказал, что приехал заниматься литературой.

— Да. Я хочу написать исторический роман.

— О чем?

— Об Окуловке.

— А ты мне его потом прочитаешь?

— Конечно, прочитаю.

— Сколько ты со мной побудешь?

Женя хотел сказать неделю, а потом сказал:

— Сколько понадобится. Ты живешь в дальней комнате. Я в этой. Найди какие-нибудь прочные тряпки или веревку, но лучше тряпки.

— Зачем?

— Буду привязывать тебя к кровати.

— А почему тряпка лучше веревки?

— У тебя нежные запястья. Веревка их поранит.

— Ты думаешь о таких мелочах?

— Это не мелочи. Меня привязывали ремнем.

Женя показал руки. На запястьях едва различались белесые шрамы.

— Говорят, бывших наркоманов не бывает.

— Говорят, в Москве кур доят.

— А если серьезно?

— Если серьезно, то наркоман бы сюда не поехал. Еще нужно ведро.

— Я буду блевать?

— Ты будешь очень много блевать.

— А ты будешь за мной выносить?

— А я буду за тобой выносить.

— Почему ты такой?

— Какой?

— Заботливый.

— Я не заботливый. Просто я думаю о Литературе.

— Ладно. Когда все начнется?

— На рассвете. Приблизительно.

— Я боюсь до чертиков.

— Выпей водки и поешь. Есть шанс, что ты еще сможешь поспать.

Через час Литература уснула. Женя ворочался в постели и задремал глубокой ночью. Утром его разбудил придушенный стон. Ломка началась.

Две недели Женя ухаживал за Литературой. Привязывал, обтирал прохладной тряпкой, толок анальгин, выносил ведра, вливал водку, помогал сходить в туалет, вытирал попу. Первые три дня Литература билась на вязках, как ведьмак на шабаше. Женя не мог оставить ее одну и сходить к своим родителям, потому что она постоянно его звала. Парень и за продуктами выбегал всего два раза. Он стал частью ее бреда и в то же время спасительной нитью в реальный мир. Вторая неделя прошла чуть легче, если не считать двух попыток бегства. Только через месяц Литература пришла в себя. Она сильно похудела и напоминала умирающую эльфийку. Это странно, но физиологические проявления ломки не оттолкнули Женю от Литературы. Наоборот, он полюбил ее какой-то зрелой любовью, похожей на любовь крестьянина к земле.

— Женя?

— Да?

— Я справилась?

— Справилась. Ты умничка.

— Ты вытирал мне попу?

— Вытирал.

— Что дальше с нами будет?

— Дальше мы поедем в Пермь и будем жить у меня. Если ты этого хочешь.

— Хочу. А как же твой роман?

— Да наплевать. Буду писать рассказы, как раньше. Теперь моя Литература никуда от меня не денется.

Женя сиял. Литература нахмурилась.

— Ну, я не знаю, хорош ли ты в постели...

— Что?!

— Шучу... А если я сорвусь?

— Снова поедем в Окуловку. Собирайся. Мы уезжаем.

И они уехали. Мимо Острожкинского храма, «Башни смерти», на старом «Икарусе» прямиком к историческому автовокзалу.