|
Ответ на данный вопрос лежал в плоскости внутризаводских интриг. Да, Т 100 разрабатывался сотрудниками КБ завода №185, где Семён Александрович являлся главным конструктором. Но в тех документах, что касались новейшего тяжелого танка, автором проекта везде указывался Николай Всеволодович Барыков – директор завода. И Гинзбурга это не то чтобы невыносимо злило, но уж точно коробило. В общем, с дозволения сотрудников НКВД, Гинзбург с удовольствием примазался к проекту Александра в качестве соавтора, работая над его машиной во внеурочное время, чтобы не получить выговор уже от своего прямого руководства за манкирование непосредственными служебными обязанностями. Заодно, таким образом он получал место «соучастника» разом в двух проектах из тех трех, что должны были попасть на «высокий суд». То есть шанс получить очередную премию, а то и награду или даже личный автомобиль, возрастал с былых 50% до 63,(3)%. Какой никакой, а прирост!
Впрочем, не всё с танком разработки Особого Технического Бюро Управления НКВД было столь однозначно. Если бы не прямой приказ Сталина, данный проект вряд ли вообще стали бы рассматривать в этот день. Мало того, что военные, за некоторым исключением, не сильно жаловали разработки, пришедшие от подопечных чекистов, исключительно по причине межведомственных «тёрок» отдавая куда большее предпочтение своим КБ – тем, где служили и работали армейские командиры, вроде тех же Гинзбурга с Барыковым. Вдобавок, два остальных проекта – танков Т 100 и СМК разработки «Кировского завода», уже прошли несколько промежуточных смотров в течение 1938 года и двигались к финишной прямой пусть не железно утвержденными, но уже знакомыми многим членам будущей комиссии. Изделие же Геркана являлось в этом плане самой настоящей темной лошадкой, ставить на которую виделось излишне рискованным делом, хоть и не стопроцентно безнадежным, ибо совсем уж какую нибудь туфту до столь высокого собрания не допустили бы совершенно точно. Что, к примеру, произошло аж с шестью проектами слегка переработанного и чуть лучше забронированного Т 35, который пытались протащить харьковские товарищи, но повсюду получили от ворот поворот из за отсутствия новаторства в предлагаемой ими конструкции. Тем не менее, что случилось, то случилось. Три макета, материалы к ним, и ведущие разработчики оказались собраны в одном из залов Большого Кремлевского дворца, поскольку помещения поменьше никак не могли бы вместить всех участников будущего действа. Так, помимо десятка инженеров танкостроителей, на заседании должны были присутствовать все члены Политбюро ЦК ВКП(б) со своим заместителями и вся верхушка тех управлений наркомата обороны, которых танки хоть в какой то мере касались в силу их службы. Главными при этом, естественно, были Автобронетанковое и Артиллерийское управления. Но поразили Александра даже не такая чудовищная концентрация в одном месте столь высоких чинов и его допуск сюда, а те две модели танков конкурирующих КБ, которые он смог, наконец, увидеть, когда их выставили на стол вместе с его вариантом. Там не было ни одной многобашенной машины! Да, да, да! Лишившись памяти о последних 9 прожитых годах, Геркан банально упустил из вида тот факт, что сам же принимал участие в танковом совещании в августе 1937 года, при проведении которого оказались выработаны предварительные требования к новой тяжелой машине. И его немалое влияние в АБТУ на тот момент позволило продавить именно однобашенную схему для нового тяжа. Потому, ни СМК, ни Т 100, ничем не напоминали те длинные каракатицы с несколькими башнями, коими они помнились именно ему. Тут были представлены куда более совершенные и тяжеловооруженные машины! К примеру, тот Т 100, внешний вид которого столь тщательно скрывал от него Гинзбург, более всего походил на гипертрофированный Т 34 или же немецкую «Пантеру», но с кормовым расположением трансмиссии. Последнее, видимо, было обусловлено применением авиационного мотора, не обладающего отдельным приводом вентилятора охлаждения, как это было реализовано на тех же автомобильных двигателях. |
