А также — что запрещается вести бунтарские разговоры против нового правительства.

Свободное и суверенное государство Бурунди не шутило с честью. Хотя большая часть его граждан жила голой в непроходимых джунглях и никто толком не знал, кто управляет страной, голос Бурунди в ООН строго учитывался при каждом голосовании.

Рука Малко уже коснулась двери, ведущей в зал аэровокзала, когда новый окрик солдата заставил его застыть на месте.

— Вас не обыскали!

Безучастный, он повернулся с подобием улыбки.

— Как же, это только что было сделано.

— Поставьте ваш чемодан и раздевайтесь.

Он не подозревал, что русые волосы отождествляли его в глазах негров с фламандцем, представителем породы белых, которую они ненавидели больше всего.

Теперь вокруг него было трое солдат и один сержант. Малко вспомнил то, о чем ему говорил Аллан Пап в Найроби, рассказывая о Бурунди.

«Это страна дураков. Если хотите остаться в живых, то всякий раз, когда какой-нибудь солдат с ружьем требует от вас чего-либо, сделайте это. Все что угодно».

Малко уже снимал свою куртку, когда белый, который пробормотал ему свое мнение о неграх, подошел вместе с туземным лейтенантом. Ему объяснили, в чем дело. Тот повернулся к Малко и вежливо поприветствовал его.

— Какое удовольствие принять иностранца, — сказал он.

Короткой фразой на кирунди он отпустил солдат. Теперь все четверо смеялись во весь рот. Малко поблагодарил, поставил крест на своих носках и вышел.

Вязкий запах витал в холле «аэровокзала», длинной конструкции из дерева и листового железа. Всего одна касса, представляющая иностранные компании, к тому же закрытая. Уже давненько на небольшую площадку, отвоеванную у леса, садились одни лишь ДС-6 «Эр Конго». Вышка командно-диспетчерской службы походила на водонапорную башню и имела не намного большую эффективность. С тех пор, как произошла революция, ею ведали военные.

Малко остановился на секунду. Повсюду, даже на полу, спали негры. В одном из углов был даже один мужчина с повязками, набухшими от крови, который носил ребенка, подвешенного к животу, как громадная пиявка.

Недавно в стычках между уту и тутси были ранены десятки человек.

Из крошечного бара местная красавица с вожделением рассматривала русые волосы Малко. Ее бубу с оборками, разрисованное швейными машинками, плотно облегало такие возбуждающие ягодицы, что они казались нереальными. В качестве знака внешнего великолепия она воткнула в свои торчащие волосы несколько шпилек «Бик».

Пышнозадая Венера подарила ему широкую улыбку. Ему некогда было ответить на такое проявление интереса: оба громкоговорителя в холле хрюкнули, раздался непонятный шум, и мужской голос объявил: «Сейчас будет говорить президент Симон Букоко».

Его прервал сердитый голос, видимо, голос Президента, который обратился к слушателям на певучем французском, официальном языке Бурунди:

«Мне очень, очень неприятно. Мой гнев не знает границ. Я решительно запрещаю чиновникам „заваливать“ девушек в помещениях правительственных учреждений. Не исключено, что я прикажу расстрелять подобных людей».

Неожиданно перейдя на незнакомый Малко диалект — урунди, — он продолжал вопить. С трудом подавив неудержимый смех, Малко огляделся: негры слушали, боязливо застыв по стойке «смирно», серьезные, как папа римский. Он воспользовался этим, чтобы улизнуть, перешагнув через двух ящериц, которые загораживали выход.

Ему на плечи упал влажный воздух. Несмотря на поздний час, температура была еще около тридцати градусов. Начинался сезон дождей и внезапных ливней. Обычно к шести часам вечера лес был мокрым.

Пока он искал глазами такси, свора полуодетых негритят крутилась вокруг его чемодана.