Ханна поняла, что становится невидимкой для хозяев, а книга миссис Клермонт приравнивала это к величайшему достижению прислуги. «Внимание привлекает лишь грубая, неуклюжая, неряшливая и нечестная прислуга, — писала миссис Клермонт. — Идеальная прислуга невидима для своих господ».
Единственной угрозой для невидимости Ханны была Генриэтта. Красивую и задумчивую Клариссу, среднюю из сестёр Хоули, нередко можно было увидеть за книгой, всецело поглощённую чтением. А по-настоящему заговаривала с Ханной, случайно встречаясь с ней в комнатах на первом этаже, девятилетняя Этти.
Как-то утром, когда Ханна укладывала растопку в камине в музыкальной комнате, Этти зашла с букетиком цветов.
— Привет, Ханна. Mama сказала скорее поставить их в воду и на маленький столик.
— Здесь будет званый вечер?
— Вроде того, — серьёзно ответила Этти. Она всегда старательно обдумывала каждое слово.
У Этти были тёмно-каштановые волосы и умные серые глаза, обрамлённые густыми ресницами. Даже когда она говорила о чём-нибудь важном и серьёзном, на подбородке у неё появлялась весёлая ямочка. И несмотря на многочисленные предупреждения миссис Клермон относительно непринуждённых бесед, Ханна любила поболтать с Этти.
— И как же это понимать: «вроде того»?
— По-моему, mama и papa хотят устроить домашний концерт.
— А на таких концертах кто-нибудь играет на арфе?
— Теперь уже не так часто. Раньше в Мэне была одна дама, которая умела, но она, кажется, умерла. У нас в Мэне арфа ещё лучше этой. Но сегодня, по-моему, будет тётя Алиса, она иногда играет на арфе.
— Я ни разу не слышала арфу, — призналась Ханна.
— Никогда не слышала, как играют на арфе? — изумилась Этти, широко раскрыв глаза.
— Ни разу.
— Это очень красиво. Взрослые говорят, это музыка ангелов. Хотя, по-моему, ангелы немножко скучные.
Ханна рассмеялась.
— И много будет сегодня гостей?
— Не знаю. Мне сказали, что я ещё слишком маленькая для таких вечеров. Но я слышала, что мистер Уилер придёт. Значит, Лайла будет целую вечность сидеть в ванне, а ванна у них общая с Клариссой, так что Кларисса страшно рассердится — это же её первый взрослый вечер в Бостоне. Но Лайла, знаешь ли, ужасно помешалась на мистере Уилере и… ой, чуть не забыла! Он ведь завтра начнёт нас рисовать, и mama велела напомнить, чтобы мне выгладили платье с передником. А Лайла сама себе выбрала наряд, но mama говорит, он слишком откровенный для девушки её возраста. — Серые глаза озорно блеснули. — Ну, ты понимаешь, Ханна, очень голый! Я думаю, Лайле хочется, чтобы мистер Уилер увидел её почти голой! — Этти хихикнула.
— Ох, потише, Этти. Приличные девочки так не говорят.
— Может, я вообще не очень приличная, — сказала Этти. Она улыбнулась, и у неё на подбородке появилась ямочка.
— А я уверена, что ты очень приличная, Этти.
— Нет, — возразила девочка, вдруг посерьёзнев. — Мне всего девять. По-моему, чтобы стало ясно, приличный человек или нет, надо, чтобы он был постарше. — Она наморщила лоб и пристально посмотрела на Ханну. — Понимаешь, когда дети плохо себя ведут — это просто плохое поведение, вот и всё. Нельзя про них сказать, что они приличные или неприличные, потому что они ещё маленькие. А для взрослых как будто есть особые правила, не очень понятные, но всё-таки, и когда их нарушаешь, сразу становится видно, что ты неприличный человек, а не просто плохо себя ведёшь.
Ханна встала и подбоченилась.
— Знаешь, Этти, для маленькой девочки, приличной или неприличной, ты очень много думаешь, и всё о сложных вещах. |