Впрочем, девочка была даже непротив — всё ж таки не хорошо опаздывать на уроки…

Спустя пару сотен футов, которые они пробежали по коридорам Хогвартса, Гермиона неожиданно замерла как вкопанная. Её лицо отразило широчайшую гамму всех мыслимых и немыслимых эмоций, после чего Грейнджер, не раскрывая рта, завизжала.

Кажется.

Сложно было сказать точнее. Но звук определённо был крайне эмоционален.

— Ты чего? — тут же насторожился Поттер, тоже останавливаясь, доставая палочку и озираясь по сторонам.

— Во что я превратилась, Харальд?! — горестно произнесла девочка, всплёскивая руками.

— А во что ты превратилась? — искренне поинтересовался Поттер. — В кошкодевочку? Ааа!.. Или ты о том, что очень даже неплохо отыгрываешь роль Наследницы Слизерина Великого и Ужасного?

— Я стала монстром, — замогильным тоном ответила Грейнджер. — Я провоцирую, мучаю и издеваюсь. Я лгу, подставляю, бью в спины и решаю проблемы насилием. Иногда, под настроение, даже немножко пытаю и убиваю…

— Правда?

— Я о мышах.

— Ааа…

— Харальд, мне больше не совестно, что я кормлю ими Сакуру!

— Нет, ну если говорить о мучениях, то мне на ум сначала пришли только твои публичные издевательства над профессором Локхартом…

— Я говорила о неприятии подобного в отношении разумных существ, — напомнила Гермиона. — Ай-кью Локхарта ниже ай-кью грядки с фенхелем. Под определение разумного существа он не подпадает.

— По версии тебя?

— По версии меня, — Грейнджер закатила глаза. — О, Господи, что я несу…

— Разумное, доброе, вечное? — предположил Поттер. — И тортик заодно.

— Почему тортик? — на автомате спросила Гермиона.

— А как же без тортика? — пожал плечами Харальд. — Тортик — это ведь кусочек счастья. А человек создан для счастья, как задница МакЛаггена для пинка.

— Мне определённо стоит пересмотреть свои жизненные приоритеты, — с чувством произнесла девочка.

— И избавиться от моего дурного общества?! — тоже всплеснув руками, горестно предположил Харальд.

— Ммм, нет, — после некоторого раздумья, ответила Гермиона.

— Хорошо, что ты не стала отрицать очевидного, — важно произнёс Харальд и посмотрел на часы. — А теперь — бежим дальше, если Твоё Высочество не решилось добавить к списку своих прегрешений ещё и прогулы трансфигурации.

— Ладно, поспешим, — буркнула девочка, внутренне сожалея, что очевидное и правда невозможно отрицать…

Увы, но ей и правда начинала нравиться такая Гермиона Грейнджер. Сила, свобода и… уверенность в собственной правоте. Что может быть гремучее и взрывоопаснее, чем такая смесь?

К тому же, такое бытие чисто логически было просто-напросто эффективнее. Хотя бы в плане выживания.

А ещё Гермиону теперь никто не называл заучкой. Впервые. И это ей нравилось больше всего.

* * *

— Луна скрыта от глаз людских и нелюдских, — сказал Луна Лавгуд и поправила повязку на левом глазу. — Но не от Недреманного Ока. Вы понимаете меня?

— Да, госпожа Лавгуд, — словно сомнамбулы произнесли сидящие перед ней Парвати и Лаванда.

— Достаточно ли света, чтобы видеть меня? — жестом обвела гостиную Гриффиндора девочка.

На часах ещё не было и пяти вечера.

— Мы видим тебя, о госпожа Лавгуд, — сказали Лаванда и Парвати.