Седоволосый встал с кушетки, на которой проводилось сканирование, и подошёл к раскрытому окну. Взял с подоконника мятую белую пачку с красным кругом посередине, зубами вытащил сигарету и отточенным за годы движением подкурил её.

— Что скажете, док? — взгляд Виктора рассеяно блуждал среди деревьев, что были по ту сторону окна. Но Лапсус не обманывал себя — он знал, что это спокойствие обманчиво.

Что он мог сказать? Наверное, для начала стоило бы попросить всё-таки одеться, потому как хоть старый колдомедик и навидался всякого в жизни, но до сих пор не мог смотреть на Норда без содрогания.

Отсечённая по самое плечо левая рука, заменённая серебристо поблёскивающим магомеханическим протезом. Очень сложным, очень дорогим, невероятно редким. Паутина тонких, но невероятно прочных стальных нитей, тянущихся от плеча к гибкой металлической детали, закреплённой поверх позвоночника седоволосого. Не просто примитивный протез, управляемый мыслью, а сделанный с применением вживления контактов непосредственно в спинной мозг артефакт. Чудовищно сложная и чудовищно опасная операция, но результат, похоже, того стоил…

Тело седоволосого было исполосовано многочисленными шрамами, самые крупные из которых до сих пор не заживали. Даже спустя почти десять лет! Один — через лоб, правую щёку и до подбородка. Другой — справа на шее, ещё пара — на груди. Правая нога в районе икры. Колено Норд повредил уже позже того памятного Хэллоуина. Раздробленная правая ступня, нашпигованная металлом вместо небольших костей. Всё в таком состоянии, будто едва-едва зажило. Не человек, а одна сплошная рана.

Кладвий знал, что это — последствия страшных проклятий, после которых обычно не выживали. А Норд выжил. Хотя чёрная магия все эти годы пыталась убить его, сжигая организм. Было настоящим чудом, что, несмотря на это, седоволосый всё ещё жив… А ещё Лапсус знал, что каждая секунда жизни Виктора была наполнена болью. Первый год, когда его состояние было совсем тяжёлым, Норд почти всё время был под действием сильнодействующих обезболивающих — почти что наркотиков. Но потом отказался от них. Добровольно. Сказал, что «если мне больно, значит я всё-таки ещё жив».

Иногда Клавдию казалось, что Норд — и не человек вовсе… А если и человек, то сделан из стали, а вместо души у него — огонь.

— Так что скажете, док? — повторил свой вопрос седоволосый.

Лапсус словно бы очнулся от забытья.

— Могу вас обрадовать, Виктор. Наконец-то есть значительный прогресс. А если бы у вас было ещё немного…

— Я ведь уже сказал…

— Да, да, я помню! Но всё-таки…

— Док.

— Хорошо… Ваши раны наконец-то начали нормально заживать, а опухоли наоборот начали проявлять тенденцию к уменьшению. Если ваш организм сможет выдержать тот же темп, что и все эти годы, то…

— …я не умру? — усмехнулся Норд. — Что ж, это радует… Немного. Хотя моё здоровье меня как раз интересует не слишком сильно. Главное, что с…

— А хотите — посмотрите сами, — неожиданно предложил Клавдий. — Думаю, что даже невооружённым взглядом вы всё поймёте.

— Добро. Ведите меня, мистер Вергилий, — произнёс Виктор, накидывая на голые плечи свой неизменный плащ.

Путь был недолгий — нужная комната была на втором этаже коттеджа. Хотя ни Лапсус, ни Норд не питали любви к лестницам — первый в силу некоторой полноты и возраста, второй из-за плохо зажившего перелома и повреждённого коленного сустава.

…Первое, что бросилось им в глаза, когда они вошли в комнату — домовой эльф Клавдия. Причём практически в буквальном смысле бросилось — маленькое создание натурально подлетело к хозяину, мигом забыв про то, что только что домовик сидел около кровати и что-то мастерил из дерева.