На девочку обрушилась бездна новых впечатлений. Высоко под куполом висели какие-то штанги, свешивались канаты непонятного назначения. На эстраде оркестр настраивал инструменты, и беспорядочные звуки дополняли атамосферу ожидания заманчивого зрелища. Служители цирка в красных ливреях сновали между рядами, рассаживая зрителей. Миловидные девушки разносили сладости.

— Пожалуйста, ничего не покупай, Сэмюэл, — сказала тетушка Бетти. — От сладостей только портятся зубы.

— Как хочешь.

Кэт двоим детским инстинктом чувствовала, что отец ее отнюдь не безвольный человек, он просто устал от бесконечных мелких сражений и потому на все соглашался.

Но тетушке Бетти не понравилось, что она не слышит возражений, она любила доказывать свою правоту, а тут с ней так легко соглашались. И кажется, настроение у тетушки уже начинало портиться, но, к счастью, в соседней ложе появилось семейство Финлей.

— А не слишком ли мы близко к арене? — спросил господин Финлей, солидный мужчина, чьи капиталы успешно оборачивались в мукомольном деле. — Запах животных и пота, пыль на арене — это, Анни, не очень-то приятно. И подумай о своей астме, ты же не переносишь пыли.

Пока господин Финлей говорил, юный Дуглас, мальчик немного постарше Кэт, скорчил замеченную только Сэмюэлем Смитом и Кэт преуморительную гримасу, точно вдыхая пыль и показывая, что ему хочется чихнуть. Девочка заулыбалась: смеяться в присутствии тетушки Бетти, разумеется, было недопустимо. Между тем тетушка нашла новую возможность для дискуссии — она вступила в спор с господином Финлеем о том, какие места в цирке и в театре следует считать наиболее удобными и приличными. Мнение свое она обосновывала чрезвычайно важными и жизненными причинами. Господин Финлей был внимателен к тетушке Бетти, ведь она вложила немалые деньги в его предприятие.

Кэт и Дугласа лихорадило от нетерпения. Но вот оркестр заиграл выходной марш, и нарядная процессия артистов и животных вышла на арену. Этот цирковой парад под звуки щекочущей нервы музыки производил на Кэт и Дугласа не меньшее впечатление, чем в прошлую осень на Харку, только мальчик и девочка обращали внимание совсем не на то, что когда-то особенно интересовало юного дакоту. Широко раскрыв глаза, оба, не отрываясь, смотрели на искусниц верховой езды. В балетных костюмах, в кружевах, с маленькими коронами в светлых волосах, они с улыбками посылали зрителям воздушные поцелуи, припрыгивали в своих белых шелковых сапожках на крупах коней. Кэт тут же мысленно представила себя в роли такой наездницы, а Дуглас себя — смелым ковбоем, скачущим позади маленьких принцесс. В рядах зрителей раздались первые аплодисменты и крики приветствия. Дуглас и Кэт тоже захлопали в ладоши.

— Не так громко, — прошептала тетушка Бетти. — Молодая леди всегда должна быть сдержанной в проявлении своих чувств.

Кэт, словно разбуженная посреди прекрасного сна, как-то болезненно сжала губы. Но тут же ее внимание было поглощено верблюдами и слонами, показавшимися на арене, и тетушка Бетти снова была забыта. На спине слона сидел погонщик в тюрбане, а у него на плече — маленькая обезьянка, одетая, как девочка, в жакетку, блузку и головной платок. Обезьянка поднялась на цыпочки и начала кланяться и посылать воздушные поцелуи, как это только что делали наездницы. Дети в цирке дружно смеялись, и взрослые тоже заразились весельем детей.

— Посмотри, посмотри! — закричала Кэт, инстинктивно протянув ручонку через барьер, разделяющий ложи, и похлопав по руке Дугласа.

Тетушка Бетти тут же поймала ручонку Кэт и водворила к ней на колени, где полагалось быть рукам воспитанной девочки.

Но Дуглас уже знал, на что надо смотреть. На арене показались четыре изумительно красивые лошади — две вороные и две белые.

— Чистокровные арабские скакуны, — пробормотал Сэмюэл Смит.