Изменить размер шрифта - +
Его глаза, лоб, рот придавали лицу выражение решительности, свидетельствовали о бесстрашии и особой смышлености. Татанка-Йотанка слегка опустил веки. Да, он хотел получше разглядеть мальчика, но не хотел сам быть объектом наблюдения. По слегка опущенным уголкам губ жреца Харка определил, что тот явился не с радостным известием и не для того, чтобы засвидетельствовать свое почтение юному охотнику на медведей. На Татанке-Йотанке было праздничное платье. Накидка, покрывающая грудь и плечи, была богато и искусно вышита раскрашенными иглами дикобраза. На Татанке-Йотанке был головной убор из орлиных перьев, отделанный мехом горностая.

И тут Харка заметил, что в типи нет ни Четана, ни Курчавого. Не было и Уиноны. Одеяла, которыми покрывались женщины и дети, убраны. Когда же они успели уйти? Неужели он все проспал? И чего хочет от него жрец?

Чем больше молчал Татанка-Йотанка, тем больше росло беспокойство Харки.

Единственно, что Харке было вполне ясно, это двуствольное ружье и боеприпасы, которые он крепко сжимал в руках.

В типи было сумрачно: вход был закрыт и только уголья чуть светились в очаге. Снаружи доносился шум. Харка только теперь заметил его, потому что раньше все его внимание было приковано к жрецу. Слышались веселые возгласы, смех, топот множества ног по мягкой, поросшей травой земле. Видно, жители стойбища готовились к празднику в честь удачной охоты, к состязанию в стрельбе, к пиршеству с плясками и песнями. Харке показалось, что он различил голоса Курчавого и Четана, и он перестал чувствовать себя таким одиноким в этом противостоянии жрецу. Он снова был вместе со всеми, а стенки типи — эта преграда только для глаз, но не для ушей его, и не для проникающего повсюду предвкушения праздника. И хотя Харка не видел отца, воинов, этого белого человека, своих товарищей по играм, — представление об их присутствии было вполне отчетливым. Видимо, все уже искупались, натерлись жиром, причесались, вставили перья в налобные повязки, нарядились. Мужчины, юноши и мальчики уже, наверное, пробуют свои луки, с которыми выйдут на состязание. А женщины и девушки готовятся к роли зрителей и будут скоро приветствовать победителей и осыпать добродушными насмешками неудачных стрелков.

А он все приготовления проспал! И от этой мысли кровь прилила к щекам Харки. Ну конечно, Четан и Курчавый теперь засмеют его, а может быть, и добавят к его именам еще одно новое имя — Засоня.

Гость — знаменитый жрец племени дакота — успел уже надеть праздничное платье, а Харка стоял перед ним неумытый, непричесанный и даже не одетый.

Беспокойство овладевало мальчиком: ведь он ночью ходил подсматривать за отцом, он видел, как воины пили таинственный напиток, который сделал их сумасшедшими. Татанка-Йотанка — великий жрец, и он, наверное, уже знает, что Харка позволил себе ослушаться приказа вождя? Мальчику стало не по себе. Вдруг из-за этого ему не разрешат принять участие в празднике? Или, может быть, его ждет и что-нибудь худшее: он знал, что людей, которые нарушали запреты, убивали…

Но Татанка-Йотанка все молчал. Почему великий жрец так много времени уделяет мальчику? И Харка не шевелился. Он боялся даже глазом моргнуть. На лбу его выступили капельки пота.

И тут Татанка-Йотанка сделал еле заметное движение пальцем правой руки. Этот жест говорил: «Иди!» И мальчик подчинился. Как был он с ружьем в руках, непричесанный и неумытый, так и вышел с Татанкой-Йотанкой из палатки и пошел рядом с ним. Он не смотрел по сторонам и не хотел никого видеть. А те, кто попадался навстречу, тотчас замолкали, хотя только что говорили и смеялись.

Татанка-Йотанка прошел с мальчиком через площадку и открыл вход в типи, перед которой на шесте висел мацавакен пауни. Мальчик вошел в палатку.

Здесь было пусто. Татанка-Йотанка приказал мальчику сесть. Харка повиновался. Так же жестами жрец приказал ему оставаться здесь, молчать и не шевелиться.

Быстрый переход