— Вот где клондайк-то!

Мы не верили, что ему столько же лет, сколько Папочке, видно было, что он намного старше. От него тоже все время разило палинкой.

После бахчи Папочка был подсобным рабочим Будапештского дорожноэксплуатационного предприятия. Дорожником! Это слово нам нравилось, мы даже гордились и всем говорили, что он дорожник! Наш Папочка не кто-нибудь, а дорожник! Дорожник — это не подорожник, это совсем другое, что-то вроде ковбоя, который свободно кочует по белу свету и присматривает, ухаживает за дорогами, как за лошадью, муракезом или чистокровной арабской, цок-цок-цок, временами похлопывая их по холке, не балуй, не балуй, Буланка! Наш отец строил шоссе на Помаз и подъездную дорогу к Чобанке! Вообще-то, не строил, но ухаживал за ними, чинил, заливал выбоины асфальтом, поправлял по краям бровки, выкашивал траву в кюветах, словом, делал все, что положено.

Иногда, если он работал поблизости, мы с братишкой за ним наблюдали (без разрешения). Итак гордились, глядя, как он, полуобнаженный, разравнивал битум, все тело было в грязных разводах, иногда кто-нибудь из работавших рядом вдруг орал на него: граф, ебёнытъ, опять все запорешь на хер! спина его блестела от пота, лоб тоже, время от времени он отирал его кистью руки и поправлял очки, полуголый профессор, по нему было сразу видно — человек ученый, да и сильный, к тому же дух и сила совсем как у древних греков, о которых читала нам Мамочка, потому что самим нам читать не хотелось, все равно мы будем дорожниками, как наш Папочка, так зачем нам читать, в крайнем случае наденем очки для учености, о, многохитрые Одиссеи, слышали мы, но настаивали на своем, хотим класть асфальт, и тогда наша мать расплакалась, видно, что-то не так поняла, а мы рассмеялись, и равновесие было восстановлено.

В детстве мы часто видели плачущих взрослых.

Случалось, что вечером он не приезжал домой, потому что работали слишком далеко или «диспетчера подводили», забыв прислать грузовик за рабочими, и тогда ему приходилось спать в бытовке. По сравнению с землянкой бытовка казалась нам не такой занятной, но зато ее можно было перевозить. Дом на колесах!

(У меня сохранилась замечательная записка на листе А4 в клеточку, датированная 1952 годом, вместо подписи — печать Управления мостстройтреста «Кёрне», Секешфехерварское дорожно-эксплуатационное предприятие. Письмо написано карандашом: «Морицу Эстерхази, Майкпуста, Замок: На строительстве путепровода в Майкпусте требуются ночные сторожа, желательно из окрестных жителей. В случае Вашего согласия на эту работу просим обратиться к производителю работ или непосредственно на стройке к бригадиру каменщиков. Продолжительность рабочего дня примерно 12 часов, срок занятости 4 недели, почасовая оплата 2 форинта. Во время работы можно находиться в отапливаемой сторожке. Ждем Вашего ответа».

Способен ли кто представить, чтобы подобное письмо мой дед получил, скажем, в 1917 году? Ни один коммунист, даже самый отъявленный, на такое бы не отважился. Гильотина — пожалуйста, но чтобы ночным сторожем?!)

Когда отец задерживался, было хорошо — все мы ждали его прихода и, когда он наконец появлялся, мы радовались, особенно Мамочка (потом она перестала радоваться, а только ждала и продолжала ждать, даже когда Папочка уже приходил; все мы тоже переняли эту привычку ждать и не знали, когда нам радоваться), словом, все были рады, кроме сестер-близняшек, которые были еще малы, чтобы радоваться.

Младенцы совсем не такие, как маленькие животные, те могут быть грустными и веселыми, скажем, собака или козел, который живет у нас в огороде, ну чистый профессор с бородкой, мы как-то пытались его подоить, но ничего не вышло, он не дался, наверное, пожадничал; младенцы больше напоминают растения, но близняшки, несмотря на это, ужасно плакали, потому что у них постоянно болели ушки (воспаление среднего уха, отит).