– Не сегодня, старший лейтенант, – ответил бог, – сейчас нам как никогда раньше нужны такие некроманты, как ты.

Она поцеловала пальцы механическим жестом, потом обратила то же приветствие к святой радости, потом к Ианте, а потом, после паузы, даже к тебе, с полдюжины раз. А потом еще поклонилась, сложившись почти вдвое. Затем выпрямилась и побежала вниз по пандусу, грохоча сапогами. Вскоре от нее осталось только огромное заклинание на стене. Святая радости смотрела ей вслед с непонятным выражением на постном лице.

Теперь, когда на борту оказались еще два человека, ты поняла, насколько мал на самом деле шаттл. Слева от тебя виднелся отгороженный отсек для отправления телесных функций – любой другой человек в известной вселенной назвал бы его туалетом, – но, кроме этого, в шаттле не было ничего. Ни коек, ни кресел для пассажиров, разве что пара откидных сидений по бортам. Ящики, занесенные внутрь, были совсем небольшие. Больше всех оказался квадратный камень, перехваченный стальным тросом. Теперь, когда он стоял тут один и без маленькой розочки, ты не сразу поняла, что это саркофаг. И еще секунду соображала, чей именно.

Справа располагался кокпит с пустым сиденьем для единственного пилота. Оно было застелено роскошным платком из вышитого перламутрового материала, и вдруг твой мозг вздрогнул, и ты поняла, что в кокпите вовсе не пусто: на радужном платке устроилась Тело, скромно положив руки на колени. Цепь рубцов на руках виднелась очень ясно. Суровые благородные линии ее лица смягчились, будто она узнала кого-то, губы были чуть приоткрыты, и между ними виднелся мертвый черный язык. Ты проследила ее взгляд – она смотрела на вход и на императора.

Император нажал кнопку у двери, пандус втянулся в шаттл с громким механическим хлюпаньем. Потом повернулся к ликтору и сказал крайне кислым, лишь чуть-чуть приправленным сладостью тоном:

– Это выглядит так, будто ты пыталась манипулировать мной.

– Господин, я бы не осмелилась…

– На моем флагмане, моему адмиралу, среди моих людей. Точно ли «Эребус» – лучшее место, чтобы публично унижать своего императора, Мерси?

Она воззрилась на него. Гладкий холст ее лица сморщился и исказился от гнева. Ты-то думала, что десяти тысяч лет хватает, чтобы научиться владеть лицом, если тебе в принципе это нужно. Видимо, нет. Или Мерси не утруждала себя учением.

– Единственная, кто пытался манипулировать тобой, летит домой вместе с нами. В гробу, – выкрикнула она. – И не смей называть меня по имени при детях! Мы решили, что наши имена священны, мы позволили их забыть…

– Мерсиморн, – сказал император. – Ты не хуже меня знаешь, что скрывать собственное имя от своих праведных сестер странно. Кроме того, ты пытаешься поссориться со мной, чтобы я забыл о другом поводе для ссоры. Эта тактика годится для семейных скандалов.

– Ты почти на орбите Доминика, это самоубийство…

– Ты знаешь, почему я здесь, и мои причины не…

– Их можно назвать безумием, эгоизмом или…

– И кто же может их так назвать? И не рифмуется ли его имя с «Нерсинорм»?

– Оно рифмуется с «Навгустин», – высокомерно ответила святая радости.

Лицо императора Девяти домов вдруг осветилось, как будто на маленькой планете внутреннего круга наступил рассвет.

– Значит, ты снова разговариваешь с Августином из Первого дома?

Мерси воздела руки и замахала ими, будто доила огромную невидимую корову. Этого не хватило, чтобы выразить ее чувства, поэтому она села на другой ящик. Уперла подбородок в ладони. Рапира позвякивала под радужно-белым плащом при каждом движении.

– Мы разговаривали, – холодно и размеренно ответила она.