Золотой петушок

Москва. 31 января 1994 года

Около полуночи Стратиг вызвал машину и выехал в город. Зная, что в эту ночь отдыхать ему вряд ли придется, он решил скоротать время в теплом кругу доверенных людей.

Черная «Чайка» притормозила у дверей особняка на Покровке. Стены этого дворца взметнулись в небо как застывшая волна валютного прилива, разорившая хижины бедняков и зашвырнувшая все их достояние на остров Блаженных. Внутреннее убранство особняка сохраняло колорит средневековой крепости: серый плиточный камень, устланный коврами, и металл, побежденный искусством чеканщиков и кузнецов. В высоком камине плясал живой огонь. Столы ломились от изысканных блюд. На серебряных подносах стыли курганы золотистого мяса с прозрачной розовой слезкой по краям и горы терпкой молодой зелени.

Стратиг, разгоряченный от жара камина, издалека улыбался знакомым и символически поднимал бокал. Внимая льстивому красноречию тамады, он осторожно отметил, что в эту ночь в зале много чеченцев, но не придал этому факту особого значения. У него было много знакомых среди чеченских бизнесменов, всех их связывали со Стратигом общие проекты, но не напрямую, а через посредничество финансовой группы «Лабиринт». Благодаря хитрым аферам Дудаеву удалось присвоить военные склады, а после выгодно продать «русское» оружие мусульманам Сербии. С подачи «Лабиринта» все остались в выигрыше, включая Стратига. Как ни странно, Стратиг по-своему даже понимал Дудаева, молодого амбициозного генерала, не желавшего идти под руку прогнившей Москвы. До поры до времени эта рука позволяла чеченцам истреблять друг друга, цинично посмеиваясь, что хороший чеченец, это мертвый чеченец.

В эту ночь Стратиг пробовал закуски и вина без обычного веселого азарта, словно где-то рядом отстукивал неумолимый метроном. Повинуясь этому чужому жесткому ритму, Стратиг то и дело поглядывал на часы. Его состояние не осталось незамеченным. Хозяин особняка Роман Быховец, теневой глава «Лабиринта», осторожно наблюдал за министром. За столом, по правую руку от Быховца, сидела высокая юная девушка, с пустым, словно отключенным, лицом, должно быть, элитный телохранитель. Она была золотисто загорелой, точно только что прибыла с экватора, и ее волосы, припорошенные блестками конфетти, казались одного цвета с кожей. Вечернее платье облегало сильное, как у гимнастки, тело. Перед началом банкета Быховец представил ее Стратигу как свою Золотую Нику, маленькую победу, и Стратиг подумал, что девушку должно быть зовут Виктория. У Быховца была своя школа секьюрити – его люди умели слушать кожей и видеть спиной и взглядом нажимать кнопки мобильников.

Однако на чужой роток не накинешь платок, и записные остряки давно перекрестили Быховца, в «Овцебыка», но в тайной иерархии «Лабиринта» он носил более почетную кличку – Минотавр, ведь именно в лабиринте когда-то обитала химера с человеческим торсом и бычьей головой.

В полночь Минотавр объявил о сюрпризе. На этот раз вместо музыкальной пантомимы или стриптиза Быховец заказал балет «Золотой петушок». Стратиг поежился: эта детская сказка всегда казалась ему фрагментом тайной истории. Лучше бы завели «Лебединое озеро», хотя и с ним по части символики не все в порядке.

Вызов по спутниковой связи раздался за пять минут до Нового года. Сквозь разрывы петард и вспышки фотокамер до Стратига донесся хрип, стон, и бульканье:

– Размозжили в …! Горим! Жахни двойным!!!

Мобильник вздрагивал от близких разрывов, вопил жуткие заклинания, словно сигнал прорвался сюда из другой галактики, с межпланетного Армагеддона, где в последнем отчаянии крошили друг друга осатанелые армии инопланетян.

Стратиг выскочил на крыльцо под колючую метель.

– Кто? Кто говорит?!! – срывая глотку, кричал он в раскаленную мембрану.