Голос плачущего ночью слышен более отчетливо. Когда человек плачет ночью, его слышат Боги и ночные светила. Так плакал Радим, любя и ненавидя, сжимая в руке окровавленный крест Олисея.

– Сегодня погибла Великая Слава, – сказал князь. – Много лет она шла впереди войска и склоняла под нашу руку народы. Но не пристало русам спасаться бегством. Умрем или победим!

По своему обычаю вышел князь в одежде простого ратника и встал впереди войска. Вместе с дружинниками вышли женщины, одетые в ратную одежду и в шлемы с нащечниками. Правая рука крепко сжимала меч, левая – кожаную стяжку щита. Прежде это оружие служило их мужьям, павшим в битве, теперь оно взывало к отмщению. У каждой повольницы у горла была заколота фибула-застежка. В случае поражения, поверженные на землю и окруженные врагами, они пронзали сердца свои гранеными иглами, предпочитая смерть позорному плену.

Ромеи попытались взять русов в клещи и в битве оттеснить их от ворот Доростола. Закованные в латы легионеры устремились на фалангу русских. Конный отряд воеводы Кречета поскакал наперерез, но сбитый пикой, упал Кречет с коня, и щит его раскололся надвое. Тут же на него налетели трое пеших латников из легиона Бессмертных, и, подхватив одного из них за пояс, Кречет стал защищаться им как щитом и победил двух нападавших. С победными кличами пошли в атаку воины Святославовы и смяли ромеев, и те побежали, теряя многих раненых.

– О тень Икмора, взгляни на русские рати, и ты увидишь, что ты отомщена! – взывал с крепостной стены Чурило. – Пусть возрадуются тени пращуров наших! Восстаньте! Восстаньте! Ступите на Калинов мост, шагните над звездною бездною! И сто и тысячу лет спустя будут загораться сердца памятью доблести нашей!

Внезапно в лица дружинников ударил упругий ветер. Черный вихрь пригнул к земле головы русов, а ромеев буря толкала в спину, и невесть откуда появился чудный витязь на белом коне в солнечно сияющих латах с тонким копьем в руке. Не сминая травы, он летел впереди легиона Бессмертных. Воспрявшее духом войско Цимисхия вновь обратило свои копья на русскую дружину. В ту минуту радуга встала над Доростолом, и говорили греки, что сам Святой Стратилат сошел по той радуге на поле боя, довершая победу.

Опрокинутый вихрем, упал навзничь Радим. В грозе и буре взвился над ним белый конь, и он узнал дивное лицо. Оно сияло светлой печалью и прощением. В нем не было и следа прежнего страдания, и грубый шрам больше не пятнал лоб, чистый и белый, как камень алавастр.

Внезапно родившийся смерч обрушился на русское войско, он поднимал вверх пеших и крутил конников. Потрясенный Святослав отошел к стенам крепости и затворился в Доростоле. Прошло немного времени, и он послал к Цимисхию верных людей просить мира. Перунова ночь и Доростольская буря надломили его, солнце язычества стремительно катилось к закату. Боги не приняли жертвы Лучшего Воина. Лес кольев под Филиппополем и реки пролитой крови не смогли разбудить уснувших богов.

Надменно выслушал Цимисхий слова великана Волка и с усмешкой заметил, что ромеи всегда побеждали более милостью, чем силой.

Встреча была назначена на следующий день на берегу Дуная. Базилевс прибыл верхом на рослом жеребце, придав своей внешности как можно больше внушительности и величия. В царственном пурпуре поверх парадных доспехов и в серебряном шлеме-шишаке, увенчанном золотой императорской короной, он поджидал ладью с князем русов.

К берегу стремительно подошла ладья. На корме, опершись на посох, стоял старец в белом одеянии. Сорок гребцов сидело на веслах, их некогда белые одежды были закопчены в дыму костров, многие были ранены, но обвязав раны корпией, они превозмогали боль и усердно толкали ладью. Их головы были побриты, оставив ветру лишь клок волос на темени. Пристально всматриваясь в темные, исхудалые лица, Цимисхий пытался угадать среди гребцов князя русов.