— Главное, Фима, фильм не пустышка. Герои с харизмой. Показан их конфликт с системой. С обманом борются. За справедливость. Пара тренеров хорошо это обыгрывает. Один, трудяга и прямой малый, — за честный хоккей, второй, приспособленец, — за целесообразный.

— А Лёнька боялся, что зрители заметят разницу между дублёрами и главным героем. На коньках стоять его, конечно, научили, но играть, сам понимаешь… А в нескольких важных эпизодах без лица никак было не обойтись.

Стецкий налил в бокалы коньяку. Приятели чокнулись. Фима выпил, Рылов деликатно пригубил.

— И всё равно, хорошее дело губят ошибки. Неточности, — облизнувшись, продолжал Стецкий. — Я Лёне говорил, что наше поколение слишком хорошо помнит те игры с канадцами. Мы не против эффектов и приёмчиков, подтягивающих зрелищность до голливудского уровня. Но без обмана. Неправда коробит. Лёня говорит: «Папа, ты не понимаешь современное искусство». А какие родители и когда понимали и отделяли современное искусство от просто искусства? Я понимаю, что Лёня хотел сказать. Сейчас модно фантазировать. Красивая выдумка кажется лучше правды.

Фима допил свой бокал, подливать не стал.

— Помнишь эпизод, когда люди собрались у телевизоров смотреть первую игру в Канаде? Улицы опустели, все окна светятся. Одинокий тренер, которого уволили за непонимание линии партии, бродит по пустой футбольной коробке в тёмном дворе, переживая за ребят. Тишина гробовая. Из окон ни звука. Он понимает, что «горим», проигрываем. Тренерская душа болит. Как помочь команде? И тут он начинает задумчиво махать своей палочкой, как клюшкой. Будто бросает по воротам. Словно подсказывает, что нужно делать. Подсказки неведомыми путями доходят на другой конец Земли, и обиженно молчащие дома, наконец, взрываются радостными криками: «Гол!». Тренер дальше кружит по площадке, снова размахивается и как будто бьёт по шайбе. «Гол!» — новая порция радостных криков.

— Лёня этой сценой гордится. Говорит, что связал центральный узел, соединивший разные сюжетные линии. Без этого действие разваливалось. Он долго мучился, пока не осенило, и обиделся, что я не оценил его находку. Молодёжи он может что угодно рассказывать. Молодёжь не видела и не любит анализировать — может поверить в тренерские танцы. Мы — нет. Для нас эти игры были значимыми событиями. Мы их хорошо помним. И знаем, что играли в Канаде ранним утром по московскому времени, а в Союзе хоккей показывали вечером, когда игра давно закончилась. Потому и показывали, что результат был известен.

— Ты слишком требователен, папаша, — не согласился Рылов. — Лёня просто сообразил, что большинство проглотит его красивую обманку. Потому что нас приучили к прямому эфиру. Мы уже забыли, как было раньше. Я вот не вспомнил. Только сейчас сообразил, с твоей подсказки.

Стецкий посмеялся, потирая волосатые руки, спросил:

— Скажи лучше, как твои дела? Внуков нянчите?

— Мы пока без внуков.

— Вот тебе на! Передай Марии, что дядя Фима недоволен молодыми. Пожили для себя, хватит.

Рылов обещал передать. Признаваться, что у Маши проблемы, не хотелось.

— Ира как? — спросил он Стецкого в свою очередь.