На светящемся экране темнело множество рентгеновских снимков, на столе лежала толстая папка медицинских документов.

— Ну что, давайте посмотрим, — бодрым голосом произнесла Юля, пододвинула стул и, осторожно прикоснувшись к маске, повернула ее к яркому свету.

Майор Сергей Логинов проснулся от знакомой, родной боли, она уже не шутила, не пускала тонкие искры иголочки. Она быстро, по-хозяйски заполнила нижнюю часть тела, от ступней до поясницы, набухла и пульсировала в каждой клетке. Пришла медсестра Катя, поменяла капельницу, вколола обезболивающие.

— Да, кстати, я тебя поздравляю с днем рождения! — выпалила она и засмеялась.

— Разве сегодня пятое января? — удивился он.

— Нет. Сегодня второе февраля 1999 года. Запомни дату. Вчера ты родился во второй раз, с чем тебя и поздравляю. У нас тут, конечно, не роддом, однако новорожденные иногда появляются. Ты, например.

Она рассказала, что госпиталь находится под Москвой, ближайший населенный пункт — город Талдом Московской области. Доставили его сюда в бессознательном состоянии с тяжелой формой дистрофии, и ноги его представляли собой фарш, истыканный обломками костей.

Ему показалось, она нарочно так много говорит, чтобы он не задавал лишних вопросов.

— И еще у тебя был педикулез. Вши. Ну и чесотка, само собой. Ты был как бомж. А тощий, Господи! Тебя можно было спокойно выставлять в качестве учебного пособия по анатомии. Пузо к позвоночнику прилипло, ребра как стиральная доска. А в довершение всех безобразий у тебя было ОРЗ. Острое респираторное заболевание, в очень тяжелой форме. Температура тридцать восемь и пять.

Он продиктовал Кате телефон своей мамы и попросил позвонить в Москву. В ответ она молча кивнула. А когда он спросил на следующий день, позвонила ли, она, не глядя ему в глаза, ответила, что пыталась, но там никто не подходит.

— Тогда отправь телеграмму. Я продиктую адрес.

— Какие телеграммы, Бог с тобой! Здесь лес кругом. — Она покраснела, и лицо ее сморщилось в мучительно-фальшивой улыбке. — Ближайшее почтовое отделение в Талдоме, в пятидесяти километрах.

— Совсем не умеешь врать, — прошептал он еле слышно.

— Что? — вспыхнула Катя.

— Ничего… В пятидесяти километрах, говоришь? Но ведь не пустыня.

— Не пустыня. Секретный объект, — Катя надулась и отвернулась.

— Ладно, не обижайся. Я понял. Но ты не живешь здесь круглый год, хоть иногда ездишь в Талдом, и в Москву.

— Только в отпуск. Сейчас февраль, а отпуск у меня в августе.

— Катюша, ну помоги мне, пожалуйста, у тебя ведь тоже мама есть. — Он попытался взять ее за руку, но она резко поднялась и вышла.

А через десять минут явился Аванесов, ни слова не говоря осмотрел его ноги, потом поднял пижамную куртку, стал слушать, долго сосредоточенно водил холодным фонендоскопом по груди, хмурился, бормотал себе под нос: «Хорошо, хорошо». Снял фонендоскоп, поправил одеяло и сердито произнес:

— Зачем к девчонке с дурацкими вопросами пристаешь? Не может она твоей маме позвонить. Не имеет права, понимаешь?

— Нет.

— А куда ты попал, тоже не понимаешь?

— Нет.

— Ну ладно. Чтобы больше не было проблем, запомни.