|
Там росла медвяная акация, окутанная буйной порослью вьющихся растений, среди лабиринта тропинок расползся дикий виноград. Вокруг стояло густое, насыщенное зловоние: разлагались трофеи школяров – серые крысы и черные дрозды; разнюхивали себе путь одичавшие пригородные дворняжки; раздвинув лозы у основания любого дерева, можно было наткнуться на россыпь погадок и косточек мышей-полевок, отрыгнутых напировавшейся совой. Мы не знали другого, столь же волнующего места; его сомнительный аромат вызывал у нас позывы рвоты, стоило вдохнуть его слишком глубоко, но с каждой более умеренной ингаляцией в нас проникал пряный, будоражащий запах. Там-то они, Беллер и Сивилла, и играли, пока Де-Де наблюдал, – делалось это отнюдь не по злобе, но его терзало нещадно. Я говорил, чтобы она пустила и его; я был не против, а он оставался невинным. Не склеилось. Я разложил ее, чтобы ему удобнее было ее трахнуть, он даже не пожелал взглянуть. Безумное дитя, он обещал отказаться в мою пользу от своих притязаний на Коринф, если она выйдет за него замуж. Не прошло. "Беллер может овладеть Коринфом точно так же, как и мной, – насупившись, повторяла она, – взяв его, когда пожелает". Я решил, что именно подарить брату на день рождения этой ночью. Сейчас полдень; Делиад вызвал Полиида на разговор о ремесле героя (см. выше), навел его на предварительные образы Пегаса и Химеры, упомянул об устрояемых аргонавтами погребальных играх, сюда мы и направляемся. Не обращай внимания на те мифы, которые помещают смерть Главка у Иолка или в Потниях около Фив и приурочивают ее к устроенным Ясоном в память Пелия погребальным играм, – случилось это на заурядных Истмийских играх, которые мы в те дни звали погребальными аргонавтскими в память об исходных, Пелианских играх. На Истме это был большой день, особенно – для Делиада; из бывших аргонавтов там собирались все, кто только мог, да еще и россыпь прочих звезд; пройтись по раздевалкам было все равно что обойти Зал Почета; Де-Де, весь в экстазе, знал программу на память, показывал мне всех подряд от А (Акает) до Z (Зет), отбарабанивал их биографии и полную статистику результатов, словно заправский спортивный комментатор, убеждал меня помочь ему вовремя поймать крылатого коня, чтобы мы могли заявить свою команду на следующие игры, поставил все свои выданные на ближайший лунный месяц деньги на Главка – предприятие на редкость рискованное, – что он выиграет заезд колесниц в абсолютной категории.
– "Никаких шансов, – сказал я. – Эти кобылы просто посходили с ума". Делиад согласился, но преданно положил свои драхмы на линию; у отца не выдержит сердце, если он проиграет крупнейшие гонки спортивного календаря, на которых два последних года входил в тройку, а нынче готовился к ним весь сезон. За предсказанием мы насели на Полиида. "Не будьте дерзки", – отвечал он. В те дни я, чуть что, выхватывал меч. "Ваш папаша… четверть стадия ко второму, – раздраженно сдобровольничал он, – с помощью как гиппомана, так и вашей. Вижу, сегодня ночью вы опять встречаетесь с моей дочерью – в роще, каковой случилось прилегать к дальнему краю финишной черты". При свете полной луны, объявил он, около самого колодца вырастает сильнодействующая травка, которую может найти и сорвать только послушник богини; умеренный афродизиак и галлюциноген для самцов нескольких видов, она оказывала несравненно более серьезное воздействие на кобыл, и по этой причине, хотя торговля, хранение и использование этой травы были запрещены законом, ее в силу незаменимости для их мистерий обожали девы-кобылицы. Поскольку Сивилла с младых ногтей проявила в этой области определенное чутье и даже талант, Полиид отдал ее в учение к Афродите и стал единственным поставщиком гиппомана, с которым имела дело Эвримеда, хотя его запасы были столь скудны, что на протяжении ряда лет он мог удовлетворять запросы культа, только превращаясь сам в некий амулет из особо действенного, как они его называли, "гипа", который приходилось, передавая по кругу, нюхать всем табунком. |
