|
Если я должен пока управляться без его советов, пусть так оно и будет, заявил я, совсем не уверенный, что сумею с этим справиться; если мой образ действия был ошибочным или преданный мне Полиид оказался не на своем месте, я доверю самой Афине исправить и поддержать меня советом и заменить моего мертвого единоутробного брата живым единокровным. Слезы, на глаза мне навернулись слезы – при мысли, которая не приходила мне в голову, пока я не услышал, как сам ее произношу: что сладкокрылый Пегас пребывал со мной в таких же, скажем, отношениях, что и Де-Де; так и подмывало сказать, что он – его неубиенный дух. Вдохновение сделало меня красноречивым – и безрассудным. Так или иначе, поклялся я, я окажусь в легендарном седле до означенного срока, а если нет, то поступлю в их распоряжение и они вольны будут делать со мной что сочтут нужным (на свой собственный, конечно, страх и риск). Прет извинился, что меня подзуживал, и прошествовал в тронную комнату, Антея хмыкнула, чтобы принесли кофе. Я ретировался в храм – попоститься да поразмышлять весь день-деньской над плохими новостями и своей опрометчивой смелостью.
Голодные сумерки, крепкий сон и хрупкие образы, впервые в натуральном цвете: семужно-розовый Пегас пасся среди голубей в мощеном дворике; не до конца белая Мудрость сурово протягивала мне свободный конец опоясывавшей ее золотой уздечки и бесшумно шевелила, давая указания, губами. Я в него вцепился, она покачала незанятым пальцем, я напрягся, пытаясь понять, что она имеет в виду, держал крепко, но на узел не посягал. Развязала его со словами "Я сама" присевшая в одной ночной рубашке на край моей постели Антея. Я не мешал, вскрикнув только: "Моя мечта!" – Мой герой, – бесстрастно откликнулась она. – Продолжим. В животе у меня заурчало. – Вы не понимаете. – Так втолкуй мне. – Царица прилегла, опершись на локоток. – Мы же в храме Мудрости, не так ли? – Видите ли, Ваше Величество… – От недоедания у меня кружилась голова. – Смотри сам, Беллерофон. Я – здешняя царица, не забыл? Как ты думаешь, каково мне вот так к тебе прийти? – Я обуздал свое нетерпение и досаду, попытался объяснить, что моя реакция не имела никакого отношения лично к ней. – Не растравляй рану, – прервала она, – на самом деле то, что я здесь, тоже не имеет никакого личного отношения к тебе. – Она уселась и запахнулась. – Так ли, иначе ли – плевать я на тебя хотела, но я хочу того, что у тебя под туникой, – и хочу этого немедленно. Я заметил, что даже если бы и намеревался нарушить законы гостеприимства, как когда-то сделал с Данаей Прет, ни у меня, ни у любого другого мужчины по заказу не встает. – Оправдания, – определила Антея. – Наверное, я для тебя недостаточно женственна? Недостаточно соблазнительна? Ну так в жопу Женственность. В жопу Соблазнительность. Давай! Я взмолился по крайней мере о минуте-другой, чтобы собраться. – Ненавижу, – сказала Антея. – Мужчина всегда может понудить женщину, а женщине никогда его не понудить. В жопу Природу. В жопу Прета. Тебя в жопу. – Если таковы ваши чувства, – спросил я, – зачем нам вообще заниматься любовью? Чуть успокоившись, словно на самом деле объяснение приносило ей такое же облегчение, как и мне, она объявила, что воплощена с ошибкой: ее героический дух попался в капкан женской стати. В девичестве, сказала она, взяв за образец Артемиду, она считала ниже своего достоинства пассивные женские занятия – в отличие от охоты, верховой езды, борьбы; на самом деле объектом ее честолюбивых желаний было стать легендарным героем; она распекала свою мать за то, что та не вступила, дабы обеспечить ее подходящим отцовством, во внебрачную связь с кем-либо из попавшихся ей по дороге богов, однако обожала отца, царя Иобата, и разъезжала повсюду вместе с ним, не остановившись даже перед тем, чтобы переодеться юношей для участия в одной из его бесконечных кампаний против солимов. |
