Изменить размер шрифта - +
Достал фотографии. «Взгляну и верну их Маккензи. Я ничего никому не обещал», — оправдался я перед самим собой и перевернул снимки.

Не знаю, что я ожидал при этом почувствовать, но уж точно не ощущение привычности происходящего. Я не про сами снимки: Бог свидетель, что за потрясение я пережил. Нет, меня словно вернули на шаг в прошлое. Непроизвольно, безотчетно я начал изучать фото.

Шесть кадров, сделанных под разными ракурсами и с разных сторон. Я быстро перетасовал снимки и вернулся к самому первому. Тело обнажено, лежит ничком с вытянутыми над головой руками, словно ныряя в длинные стебли болотной травы. Пол по фотографиям определить невозможно. Потемневшая кожа свисает складками, как плохо подогнанный комбинезон, но внимание привлекает совсем иное. Сэм оказался прав. Он говорил, будто у тела были крылья, и это действительно так.

По обеим сторонам позвоночного столба шли два глубоких разреза. Придавая трупу вид падшего, гниющего ангела, в разрезы воткнуты белые лебединые крылья.

На фоне разлагающейся кожи это выглядело омерзительно. Я еще пару секунд рассматривал крылья, потом занялся изучением самого тела. Из ран рисовыми зернами сыпались опарыши. Не только из-под лопаток, но и из многочисленных более мелких ран на спине, руках и ногах. Разложение зашло очень далеко. Жара и влажность сами по себе ускоряют процесс, а тут еще потрудились животные и насекомые. Впрочем, каждый такой фактор рассказывает свою собственную историю, помогая воссоздать хронологию происшедшего.

На последних трех снимках тело перевернуто. Те же самые мелкие порезы на туловище и конечностях, а лицо выглядит бесформенной массой перемолотых костей. Ниже подбородка — выставленные напоказ хрящи рассеченной гортани, более твердые и не столь быстро подверженные гниению, как покрывавшие их мягкие ткани. Мне припомнилась Бесс, шотландская овчарка Салли Палмер. Собаке тоже перерезали шею.

В очередной раз я стал просматривать снимки. Осознав, что пытаюсь найти на них знакомые черты погибшей женщины, отложил фотографии в сторону. Я все еще сидел за столом, когда в дверь постучали.

Генри.

— Дженис сказала, что приходила полиция. Что, деревенские опять взялись за скотоложство?

— Это насчет вчерашнего.

— А-а… — Он посерьезнел. — Проблемы?

— Да нет.

Здесь я слукавил. Было неловко утаивать что-то от Генри, но я никогда не вдавался в подробности своей прошлой жизни. Хоть он и знал, что я работал антропологом, сфера эта достаточно обширна, чтобы спрятать в ней сколько угодно грехов. Судебно-медицинская сторона моей профессии, участие в полицейских расследованиях — все это я скрыл от Генри. Разговаривать о таких вещах мне не хотелось.

И сегодняшний день не был исключением.

Его глаза привлекли лежавшие на столе снимки. Он находился слишком далеко, чтобы разобрать детали, но почудилось, будто меня поймали с поличным. Генри вскинул брови, следя, как я убираю фотографии обратно в конверт.

— Может, отложим пока этот разговор?

— Конечно. Я в общем-то и не думал совать нос в ваши дела.

— Да не в этом дело. Просто… просто есть кое-какие вещи, которые мне надо обдумать.

— У вас все в порядке? Вы, кажется, несколько… озабочены.

— Да нет, все нормально.

Он кивнул, хотя обеспокоенность в глазах осталась.

— Может, как-нибудь покатаемся на лодке? Немного физзарядки нам обоим не помешает.

Пусть Генри и не мог самостоятельно забираться в шлюпку или покидать ее, увечье не мешало ему грести или управлять парусом.

— Договорились, но лучше через пару деньков.

Было видно, как ему хочется расспросить меня. Впрочем, передумав, он обратным ходом подъехал к двери.

— Ладно, явлюсь по вашему первому зову.

Быстрый переход