Пристыженный Санчо дал слово, что он скорее зашьет себе рот и откусит язык, нежели произнесет хоть одно необдуманное и неуместное слово. Он горячо уверял Дон Кихота, что исполнит его приказание и не подаст больше своему хозяину никаких поводов для беспокойства.

Дон Кихот оделся, перекинул через плечо перевязь с мечом, надел плащ из красного сукна, покрыл голову беретом из зеленого атласа, который вручили ему служанки, и в таком наряде вышел в большую залу, где его уже ожидали девушки, выстроившись в два ряда и держа сосуды для омовения рук. Весь этот обряд был совершен с бесчисленными церемониями. Затем появилось двенадцать пажей в сопровождении дворецкого, чтобы торжественно отвести рыцаря в столовую, где его ожидали хозяева замка. Там красовался роскошно убранный стол, накрытый на четыре прибора. Герцог и герцогиня встретили нашего рыцаря у порога; рядом с ними стоял их духовник. Они обменялись тысячами любезных приветствий и направились к столу. Герцог просил Дон Кихота занять почетное место; тот отказывался, герцог настаивал, и наконец наш рыцарь согласился. Духовник сел напротив, а герцог и герцогиня по правую и по левую руку Дон Кихота.

Присутствовавший при этом Санчо не мог прийти в себя от изумления, видя, что столь знатные господа оказывают такие почести его хозяину. Когда же он увидел, каких усилий стоило герцогу убедить Дон Кихота занять почетное место, он сказал:

– Если ваши милости мне разрешат, я расскажу вам о том, чем кончился однажды у нас в деревне спор из-за места за столом.

Едва Санчо произнес эти слова, как Дон Кихот затрепетал, боясь, что Санчо скажет какую-нибудь глупость. Санчо взглянул на него, понял и сказал:

– Не бойтесь, ваша милость, что я уклонюсь в сторону или скажу что-нибудь ни к селу ни к городу. Я не забыл недавних советов вашей милости насчет того, как надо говорить – много или мало, хорошо или худо.

– Я ничего не помню, Санчо, – ответил Дон Кихот, – говори что хочешь, но только покороче.

– То, что я хочу вам сказать, – продолжал Санчо, – сущая правда; к тому же мой господин Дон Кихот не позволит мне соврать.

– По мне, Санчо, – ответил Дон Кихот, – болтай сколько угодно – я не стану тебе мешать; но только обдумай хорошенько, что ты собираешься рассказывать.

– Я и то думал и передумал: кто бьет в набат, сам в безопасности. Ну да сейчас вы увидите на деле.

– Я бы посоветовал вашим высочествам, – сказал Дон Кихот, – прогнать отсюда этого болвана, а не то он будет без устали молоть всякий вздор.

– Нет-нет, – возразила герцогиня, – я не отпущу Санчо ни на шаг от себя. Я его люблю и знаю, что он очень умен.

– Дай Бог вашей светлости счастливо жить до самой смерти за доброе обо мне мнение, хоть я его и не заслуживаю. А рассказать я вам хочу вот что: жил у нас в деревне один идальго, весьма богатый и знатный (ибо происходил он из рода Аламос из Медины-дель-Кампо): он был женат на донье Менеке де Киньонес, а она была дочерью дона Алонса де Мариньора, рыцаря ордена Сант-Яго, который утонул в Эррадуре и из-за которого много лет тому назад в нашей деревне была большая распря, в которой, как мне говорили, участвовал и господин мой Дон Кихот и в которой был ранен шалопай Томасильо, сын кузнеца Бальбастро… Ну что, сеньор мой и господин, скажите, разве это не правда? Заклинаю вас честью – подтвердите мои слова, чтобы эти знатные господа не подумали, будто я болтун и враль.