Перед тем, как сделать первый шаг на черноту, он тщательно укутал в плащ-палатку оружие и боеприпасы. Мельчайшая чёрная пыль способна оставить на металле крошечные язвы, каверны. И это без учёта вреда особого излучения, которое превращает всё в угольный прах – живое и не живое. Даже гранитные камни со временем чернеют и рассыпаются.

 Шагнув на черноту, что захрустела под его подошвами, Гранит сморщился от лёгкого головокружения и внезапно появившегося сосущего чувства в груди и животе. Будь он зелёным новичком, то сейчас свалился бы с ног и искал, где верх и низ. Было уже с ним такое в первый месяц после попадания в Улей. Ощущения он тогда испытал непередаваемые.

 Первый час он прошёл ровным быстрым шагом, стараясь держать ориентиры в поле зрения, чтобы не заблудиться. Компас здесь работает плохо, способен с лёгкостью поменять местами север и юг. И потому у трейсера оставался единственный, ещё дедовский способ, как не сбиться с направления. Берутся три точки на одной прямой, одна из них, первая, это то место, где стоит путешественник. Движение идёт точно по этой прямой. И в момент, когда вторая, центральная точка становится первой, выбирается новый ориентир на всё той же прямой. И так шаг за шагом можно идти ровно даже без компаса. Ориентирами может быть всё, что угодно: дерево, куст, большая кочка, яркий цветок и так далее. В черноте с цветами (имеются в виду краски) было плохо, вообще никак. Зато хватало деревьев и кустарников, которые ещё не рассыпались и могли заменить компас при должном умении.

 Второй час дался Граниту тяжелее, но терпимо. Третий он шёл куда медленнее, чем до этого, стиснув зубы и борясь с усилившимися неприятными ощущениями в организме. Сейчас к головокружению добавилась боль в висках и тошнота, иногда подгибалась то левая, то правая нога на ровном месте. Ситуацию усугубляло то, что нельзя было войти в особый транс, в котором становилось легче переносить путь по черноте. А всё потому, что в таком полу-сумрачном состоянии сознание забывало про ориентиры на местности.

 Вот закончился четвёртый час.

 Граниту уже было плевать на ориентиры. Просто брёл, волоча ноги и поднимая облако чёрной пыли, от которой страшно зудела кожа, слезились глаза, было тяжело дышать. Казалось, в лёгких уже нет места для воздуха, всё заполнено частицами черноты.

- После такой дороги… любой врач… поставит диагнозом… пневмо… кониоз, - пробормотал трейсер. – Задол… бало, когда, блин, зе…лень?

 Говорить было тяжело, но в такие моменты неприятные симптомы становилось легче переносить.

 Пять часов.

 Если «командирские» не врали и не испортились на черноте, то Гранит уже брёл по ней пять часов. Шёл, стиснув зубы, иногда рыча по-звериному. Зрение стало туннельным и чёрно-белым. Иногда ему казалось, что он стоит на месте. В такие моменты на несколько минут к трейсеру возвращалась часть сил от страха. Ему совсем не хотелось превратиться на мёртвом кластере в очередную кочку, которую через пару недель ветер разнесёт по огромной площади, смешав с останками растений.

- Чёрт меня дёрнул пойти в этот кластер, - прохрипел он в очередной раз и вдруг понял, что смог произнести фразу целиком, без разрывов. – Дошёл?!

 Да, это случилось, он дошёл.

 Он стоял по пояс в густой зелёной траве среди летающих бабочек, мошек. Вокруг гудели овода со слепнями, чуявшие живое распаренное тело, но не желающие садиться на него из-за толстого слоя чёрной пыли с мёртвого кластера.

 Дрожащими руками он отстегнул с пояса флягу с живчиком, отвернул пробку и поднёс к губам горлышко. Первыми двумя глотками он прополоскал рот и выплюнул грязную жидкость под ноги. Расточительно? Конечно! Но у него не было сил снимать с плеч рюкзак и копаться в его содержимом, чтобы найти обычную воду. На ремень же он повесил запас живчика, который для иммунных и допинг, и лекарство.