То и дело долетают слухи о сражениях, которые идут на варочьей земле. Говорят, полесско порожское войско перешло через граничные пределы и движется к столице. Всякий раз эти слухи оказываются преждевременными, но все понимают: в один из дней весть будет правдивой.
– Пусть приходят! – орут недолетки, подражая старшим, и машут друг на друга длинными ветками копьями. – Уж мы их встретим!
С другой стороны залива поют рычат гномы и гроблины. Море буйствует большими волнами, будто в глубине его пробудилось и ворочается с боку на бок что то большое и сердитое. Местных, кажется, вовсе не тревожит угроза оказаться между двух или даже трех огней. Или четырех, думаю я, разглядывая, как ползают в тени домов маленькие хохлатые кочки.
И мы с Тучей остаемся в деревне, потому что бежать уже некуда и незачем.
Теперь никто ничего не сделает. Будет война.
Накер
Как глупо вышло. Какие глупые все мы. Каждый думал, будто ответы есть у других, будто можно переложить свою ношу на чужие плечи, более сильные.
Мои наставники надеялись, загорская обитель знает, что происходит с хмурями, и почему мы становимся такими.
Загорцы думают, Чародей может остановить кровавые луны и грядущие войны… я тоже хочу верить, что он может, хотя предыдущих войн Чародей почему то не остановил.
А мы, хмури, по детской обительской привычке считали: всегда есть кто то более взрослый и главный, этот главный обязательно понимает, что происходит и как нужно поступать теперь. Я от самого энтайского испытария носился туда сюда в поисках этого самого взрослого и главного, понимающего, что происходит и как это остановить. Я всерьез думал – найдутся те, кто надает за меня по шеям энтайцам, вскроют коварные планы варок, всех накажут и сделают хорошо – нужно только донести до них правду, вручить её, как боевой хорунок, а дальше всё сделается само.
На деле же никто ничего не знает по настоящему – так, чтобы использовать это знание. Даже Чародей, хотя он то уж знает всё.
Нет, действительно, всё . Сомневаюсь, что ему это понравилось – быть таким знающим.
Мраковый мрак, каким же бесконечно усталым я себя ощущаю! Это не от долгой долгой беготни по всем землям края, это от понимания, что всё было зря, и бежать на самом деле некуда.
До остальных еще не дошло. Это означает, что самый важный и знающий тут – я, и уже одного этого достаточно, чтобы ухохотаться до смерти.
– Мы не можем понять, где искать Чародея, потому что не понимаем его самого, – говорит дед. Я не смотрю на него, не могу. – Почему он решил исчезнуть, что произошло перед этим? Было какое то нежданное событие, или его пропажа – итог размышлений и переосмыслений?
– Не зная этого, мы не понимаем, куда именно он мог устремиться, – подхватывает Элинья. – Почему он вдруг ушел, ничего не сказав даже своим ученикам? Ведь он, по сути, принес в жертву всё, созданное им за многие десятки лет. Что смогло стать для него более важным, чем то, что делал до тех пор?
Я не люблю быть рядом с людьми – да. Но я смотрю вокруг. Быть может, со стороны вижу даже больше, чем нормальные люди, которые стоят подле друг с друга, говорят друг с другом, слушают, слышат, взаимодействуют. Я лучше них знаю, как они сами ведут себя и как они выдают себя, когда чувствуют всякие разные вещи, что ими движет, и как они всё это проявляют.
Не обязательно любить всех вокруг и уметь общаться с ними, чтобы понимать. Даже лучше – не любить и не уметь. Тогда действительно понимаешь , не приукрашиваешь, не обманываешь себя.
– Что это может быть? Что Чародей счел самым главным или чего захотел больше всего?
Под моими пальцами дрожит хохолок маленькой кочки. Воздух пахнет туманом и акацией.
Я говорю:
– Я знаю. |