Кочегар, прохрипев насчет того,
что "вам бы годиков десять попотеть у кочегарки", от греха скрывался в
машинное отделение. Шарыгин бесстрастно улаживал грозно возникающую зыбь.
"Действительно, - говорил он, - есть среди нас такие товарищи с
насандаленными ногтями, но это отброс. Они добром не кончат. Есть и
зараженные эсерами. Но вся масса моряков беззаветно отдала себя революции.
Про талант надо забыть, его надо подчинить. Гулять будем после, кто жив
останется. Я лично - не рассчитываю..."
Шарыгин встряхивал кудрями. Некоторое время было слышно, как журчала
вода под кормой. Суровость слов хорошо действовала на слушателей. Русский
человек падок до всего праздничного: гулять - так вволю, чтобы шапку
потерять; биться - так уж не оглядываясь, бешено. Смерть страшна в будни,
в дождь без просвета, - в горячем бою, в большом деле смерть ожесточает,
тут русский человек не робок, лишь бы чувствовать, что жизнь горяча, как в
праздник; а шлепнет тебя вражеская пуля, налетел на сверкнувший клинок, -
значит, споткнулся, в широкой степи раскинул руки-ноги, захмелела навек
голова от вина, крепче которого нет на свете.
Морякам нравились эти слова Шарыгина, что живым он быть не
рассчитывает. И они прощали ему и книжную речь, и юношескую
самоуверенность, и даже вздернутый носишко его казался подходящим. А он
рассказывал о хлебной монополии, о классовой борьбе в деревне, о мировой
революции. Сизоусый машинист, полузакрыв глаза, сложив пальцы на животе,
кивал утвердительно, особенно в тех местах, когда Шарыгин, сбиваясь с
мысли, начинал выражаться туманно. Женщина-кок, Анисья Назарова, взятая в
прошлый рейс в Астрахани, никогда не садилась с мужчинами, стояла в
сторонке, глядя на уплывающие берега. Истощенное страданиями молодое лицо
ее, с выпуклым лбом, с красивыми пепельными волосами, окрученными косой
вокруг головы, было покойно и бесстрастно, лишь иногда в горле ее с трудом
катился клубок.
Телегин также принимал участие в этих беседах, - рассказывая про
военные дела, чертил мелом на палубе расположение фронтов.
- Контрреволюция, как видите, товарищи, задумана по единому плану:
окружить центральную Россию, отрезать ее от снабжения хлебом и топливом и
сдавить. Контрреволюция поднимается на окраинах, на тучных землях. На
Кубани, например, полтора миллиона казаков и столько же -
крестьян-арендаторов. Между ними вражда не на живот, а на смерть. Деникин
это отлично учел и с горстью офицеров-добровольцев смело кинулся в самое
пекло, - разгромил стотысячную армию прохвоста Сорокина, которого в самом
начале надо было расстрелять за анархию и дикую жажду предательства, - и
сейчас Деникин создает себе крепкий тыл, помогая казакам вырезать красных
на Кубани. Деникин умный и опасный враг.
Моряки глядели на Телегина, ноздри у них раздувались, синие жилы
проступали под смуглой кожей. |