Катя постучала карандашом о кафедру.
- Возьми сейчас же себя в руки, Клавдия.
- Не могу, те-е-е-тя К-а-а-тя...
- Что случилось?
Девочка ответила хриповато:
- Мама говорит: все равно, не учись, Клашка, арифметике...
- Что за глупости, мама твоя никогда этого не говорила!
- Нет, она сказала: все равно - вышла из грязи и уйдешь в грязь...
Офицеры всех нас конями потопчут...
В сумерках Катя пошла на ликбез, - пробиралась под самыми заборами,
чтобы как можно меньше замочить ноги, в отчаянии останавливалась на
перекрестках, не зная, как перебраться через улицу. На квартиру рабочего
Чеснокова (не так давно посланного на фронт комиссаром) из десяти женщин,
с которыми она занималась, не пришла в этот вечер ни одна. Чесночиха,
полгода тому назад вышедшая замуж, беременная. страшно исхудавшая, вся в
желтых пятнах, сказала Кате:
- Не ходите вы сейчас к нам, погодите, не до того нам... Да и вам будет
лучше.
Она показала Кате записочку от мужа, с фронта: "Люба, если Тулу
возьмут, тогда готовьтесь. Москву отдавать не будем, только через
последний труп... Пишу наспех с оказией... Может случиться, к тебе зайдет
военный товарищ Рощин - ты ему верь. Он расскажет обо всем, - хорошо, если
его послушают наши товарищи... Да пусть ему помогут, если ему что будет
нужно. За всем тем жив, здоров, научился ездить верхом, о чем никогда не
гадал..."
- Ждем этого товарища Рощина, да что-то не едет, - сказала Чесночиха,
тоскливо глядя на мокрое окошко. - Приходите тогда, послушайте, я за вами
девчонку пришлю... Это кто же Рощин - не ваш ли муж?
- Нет, - ответила Катя, - мой муж давно убит.
Вернувшись домой, она затопила железную печурку с трубой в форточку -
"пчелку", окрещенную так потому, что печечки эти попевали, когда их топили
лучинками, - ее сделали на Пресне рабочие и сами установили в Катиной
комнате, полагая, что их учительнице будет много работоспособнее ночевать
в некотором тепле. Катя сняла размокшие башмаки, чулки и юбку,
забрызганную грязью, вымыла ноги в ледяной воде, надела все сухое, налила
чайник и поставила на пчелку, вынула из кармана пальто кусочек серого
колючего хлеба, - нарезав кусочками, положила на чистую салфетку рядом с
чашкой и серебряной ложечкой. Все это она делала рассеянно. Когда стукнула
кухонная дверь и в коридоре проволоклись невыносимо медленные шаги
Маслова, она пошла и постучалась к нему.
- А! Мое почтение, Екатерина Дмитриевна. Присаживайтесь. Сволочь
погода... А вы все, я вижу, хорошеете. Хорошеете. Так-с...
Он был почему-то необыкновенно зол в этот вечер. На вопрос Кати: что в
конце концов происходит, почему такая повсюду тревога? - он, не
отворачиваясь, устроил тонкими губами одну из своих самых ядовитых
усмешечек:
- Вас интересуют партийные новости или что еще? Фронт? Наших бьют. |